Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»

Отец одобрял шаг, предпринятый 16 марта 1935 года также и потому, что ему стали известны усилия французского правительства по заключению направленного против Германии союза с Советской Россией. Его инициатором явился французский министр Эдуард Эррио. Ввиду целевых установок Эррио возникала опасность «критической ситуации», приобретавшей тем большую остроту, чем дольше затягивались переговоры, не принося реального равноправия. Фактор времени начинал играть все большую роль, принимая во внимание общие тенденции вооружения Великобритании, Франции и, не в последнюю очередь, также США, и уж совсем умалчивая о Советской России. Примерно четыре недели спустя после введения всеобщей воинской повинности в Германии представители Великобритании, Франции и Италии встретились в Стрезе, постановив «препятствовать всеми надлежащими средствами каждому одностороннему отказу от договоров». На том и закончилось!

Одно Стреза, во всяком случае, снова внушительно продемонстрировала, а именно внешнеполитическую изоляцию рейха. Она существовала с конца Первой мировой войны. Вряд ли будет ошибочным предположение, что Муссолини ко времени конференции в Стрезе уже носился с планами экспансии в Абиссинии. Кто мог бы ему помочь или, по крайней мере, не нанести ему удар в спину? Великобритания и Франция в течение прошедших лет выдвинули на передний план «коллективную безопасность», гарантом выступала контролируемая ими Лига Наций. Муссолини, однако, считал еще в то время, в апреле 1935 года, возможным настолько пренебрегать дружбой с рейхом, что затесался в ряды держав, полагавших, что они смогут и далее отказывать Германии в военном равноправии.

Для меня дни до 16 марта были исполнены большого напряжения. Стереотипное выражение матери — скорее дать себя «четвертовать», звучало в этот раз исключительно интенсивно и настойчиво, когда она поверяла мне первые размышления отца и Гитлера, ввести всеобщую воинскую повинность, если этого не удастся достигнуть соглашением о вооружении, при необходимости в одностороннем порядке. Мать обосновала мне этот шаг «фазой риска», в которую мы теперь вступили. Немецкое правительство обнародовало свои пожелания в отношении минимально необходимого оборонительного вооружения и совершает приготовления к тому, чтобы его в один прекрасный день осуществить. Введение всеобщей воинской повинности было отмечено парадом на центральной берлинской улице Унтер-ден-Линден. Впервые в жизни я увидел немецкий военный парад. Гитлер принимал его тогда еще перед Цейхгаузом. Прозвучали знаменитые прусские военные марши, несравненные по своему порыву и музыкальности. Полагаю, что исключительность вальсов Штрауса для танца соответствует таковой немецких военных маршей для маршевой музыки, к ним я отношу, не в последнюю очередь, и пресловутый Баденвейлерский марш. Политический «лицедей», Гитлер выбрал его за проникновенный ритм «своим» маршем, распорядившись, что он должен исполняться только в его присутствии. Этим распоряжением, которое не было отменено, некий судья из Баварии, очевидно, большой шутник, после войны обосновал запрет исполнения марша. Ему, по всей вероятности, не было известно, что Баденвейлерский марш был создан в 1914 году капельмейстером баварского лейб-гвардейского полка по имени Георг Фюрст в память боя при Баденвейлере, где полк отличился. Точно так же наверняка лишь немногим жителям Вены известно, что презрительная кличка пруссаков — «пифке» — происходит от имени Иоганна Готфрида Пифке, которому венцы рукоплескали с большим воодушевлением. В 1865 году прусский король в сопровождении Бисмарка побывал с визитом в Вене. В ходе этого визита музыкальный корпус прусского гвардейского полка дал в Вене концерты. Капельмейстера звали Пифке.

Во главе музыкального корпуса воодушевленно печатал шаг «тамбурмажор», выбрасывая ноги вперед до горизонтального положения. Его можно было описать как своего рода балерину в солдатской форме. Ход тамбурмажора был единственным неестественным движением во время парада, притом исключительно трудным. Я до сих пор помню британский киножурнал от мая 1938 года, где крупным планом был показан немецкий тамбурмажор, репетировавший свой парадный шаг. Естественно, он имел напряженный вид, производя несколько воинственное впечатление. Он был заснят с самого неблагоприятного ракурса и выглядел символом германского милитаризма, без сомнения, эффект, которого и хотели добиться. Английская пропагандистская машина была в 1938 году уже запущена против Германии.