Уже 4 мая 1939 года Хендерсон, британский посол в Берлине, в письме министру иностранных дел Галифаксу высказался по поводу отклоненного предложения Гитлера Польше:
«Британское посольство, 4 мая 1939 года
Глубокоуважаемый господин государственный секретарь,
(…)
Что касается непосредственного вопроса, то немецкое дело вновь далеко от того, чтобы быть неоправданным или аморальным. Если бы беспристрастный марсианин должен был выступить в роли арбитра, то я не могу поверить, что он вынесет другой приговор, чем тот, что более или менее соответствует предложению Гитлера. Рассчитывал ли он на то, что оно будет отвергнуто?
Моим тезисом неизменно являлось, что Германия никогда не успокоится — (…) — пока не будут выполнены ее (в глазах Германии) законные требования. Вопрос коридора и Данцига являлся, вместе с проблемой Мемеля, одним из таковых (…). Не стоит упускать из виду, что Данциг и коридор были большим вопросом еще до 1933 года. Одним из самых непопулярных действий Гитлера являлось соглашение с Пилсудским в 1934 году. (…) Сегодня умеренные немцы, будучи против мировой войны, поддерживают его предложение Польше (…). По свидетельству моего бельгийского коллеги, почти все дипломатические представители здесь рассматривают немецкое предложение в качестве неожиданно выгодного. Голландский посланник, американский поверенный в делах и мой южноафриканский коллега высказались в разговоре со мной в этом смысле. Отсюда я спрашиваю себя, стоит ли нам приступать к борьбе против Германии на основе вопроса, в отношении которого мир не имеет единого мнения об аморальности немецких требований? Будет ли и наша империя едина в этом вопросе?
Немецкий народ устал от приключений, но Польша и коридор с призраком «окружения» и «Советская Россия» на заднем плане являются военным кличем, имеющим куда больше шансов, чем какой-либо иной, сплотить всю нацию(…)»[196]
.Позволительно спросить, почему, собственно, британское правительство и, первым делом, американский президент Рузвельт не дали польскому правительству безотлагательный совет принять немецкое предложение. Рейх был бы, тем самым, фиксирован в его существующих границах. Из письма следует, что Хендерсона «страшит» война. Он знает, что Данциг — это только «предлог»; в основе мотивов для развязывания войны находится нечто «более глубокое и более важное», чем сам по себе «Данциг». Здесь Хендерсон демаскирует истинную тенденцию, лежащую в основе британской политики: решающим для Великобритании — как и в 1914 году — является разрушение доминирующей позиции рейха в Центральной Европе. Само же немецкое дело он считает expressis verbis («оправданным и моральным»).
Хендерсон, по видимости, против войны с Германией. Я напомню о вышеприведенном посольском отчете (отчет о коронации) моего отца, где он упоминает конфиденциальную информацию о том, что Хендерсон был «не слишком обнадежен» на первом совещании в Foreign Office перед вступлением в должность в Берлине. Это не удивляет, так как инструкции относительно задания, которое его ожидало, давал, несомненно, Ванситтарт.
Из беседы между отцом и Липским 21 марта 1939 года Бек отмечает среди прочего:
«…Риббентроп говорил обо всех вопросах, поднятых германской стороной с 24 октября 1938 года: вопрос большого польско-немецкого соглашения, то же антирусского сотрудничества, угроза возвращения Германии к политике Рапалло (…)»[197]
.Бек подтверждает антибольшевистские целевые установки немецкой политики. Однако его последнее заявление не поддается проверке. Немногое говорит в пользу того, что отец в то время мог «угрожать» Польше возвратом к «политике Рапалло». Так далеко дело еще не зашло, но он уже обдумывал его. В этой связи представляет интерес сообщение тогдашнего посланника Карла Юлиуса Шнурре. Являясь главой торгово-политического отдела Министерства иностранных дел, Шнурре вел, в том числе, торговые переговоры с Советским Союзом, никогда не прерывавшиеся совсем. Он пишет: