Мой отец - Лаврентий Берия

«На проходившей с 28 ноября по 1 декабря 1943 года Тегеранской конференции Черчилль, Рузвельт и Сталин, который согласился наконец выехать на несколько дней за пределы СССР, впервые собрались вместе. Уже на этой встрече, за пятнадцать месяцев до более известной Ялтинской конференции, началось определение будущего послевоенной Европы. Ловко играя на чувстве вины западных союзников по поводу открытия давно обещанного и постоянно откладываемого настоящего второго фронта и на разногласиях между США и Великобританией, Сталин добился нужных ему решений по ключевым вопросам:

– обещания англо-американской высадки во Франции не позднее мая 1944 года;

– переноса границ Польши на запад до Одера и, следовательно, признания, пусть для начала неофициального, западными союзниками «линии Керзона» в качестве будущей восточной границы Польши;

– признания советских притязаний на Кенигсберг, никогда в истории не принадлежавший России;

– признания аннексии прибалтийских государств, как акта, произведенного «согласно воле их населения».

В обмен на эти уступки СССР согласился объявить войну Японии не позднее чем через три месяца после окончания войны в Европе. После этого дипломатического успеха Советский Союз, вооруженные силы которого отныне превосходили вермахт во всех отношениях, начал в январе 1944 года новое наступление…»

Даже сегодня, спустя четыре десятилетия после той памятной встречи «Большой тройки», трудно переоценить всю значимость Тегерана для нашей общей Победы. И если согласиться с тем, что Сталин тогда, поздней осенью сорок третьего, переиграл союзников, вспомним добрым словом и тех, кто ему в этом помогал. Как бы мы ни относились к кремлевскому диктатору, в данном случае речь не о нем. В любом случае тогда, в сорок третьем, выиграл советский солдат, ждавший открытия второго фронта еще с жаркого лета сорок первого…

Глава 7. Ялта, 45

Ялтинская конференция (иногда ее еще называют Крымской) проходила с 4 по 11 февраля 1945 года. Незадолго до этого, выручая союзников, столкнувшихся с неожиданным немецким контрнаступлением в Арденнах, Красная Армия вновь перешла в наступление и уже в начале февраля заняла Силезию. Всего месяц оставался до форсирования Одера, два месяца – до штурма берлинского укрепрайона. Исход войны был ясен и нам, и немцам, и нашим союзникам.

Судя по всему, в спецгруппу по обслуживанию второй встречи руководителей трех великих держав антигитлеровской коалиции – СССР, США и Великобритании – я попал, так сказать, по инерции. Накануне встречи «Большой тройки» в Москве подняли документы, связанные с организацией специальных разведмероприятий на Тегеранской конференции, и решили использовать наш опыт. Так я оказался тогда в Крыму.

Вызов в академию поступил столь же неожиданно, как и в прошлый раз. В распоряжении высокого начальства ни о какой предстоящей встрече «Большой тройки» речь, естественно, не шла. Белено было прибыть в Генеральный штаб. Уже в Москве узнал, что предстоит лететь в Крым. Была и еще одна новость. К этому времени в наших спецлабораториях была разработана более совершенная аппаратура, с которой нам теперь предстояло иметь дело.

Как и в Тегеране, в Ялте оборудовали подслушивающей аппаратурой все помещения, которые занимали участники конференции, но этим дело не ограничилось. Новая аппаратура позволяла нам вести постоянную запись разговоров не только в зданиях, выделенных для американской и английской делегаций, но и, скажем, в парке с помощью направленных микрофонов. Если интересующий нас объект находился на расстоянии до 50-100 метров, проблем здесь не возникало.