Читаем Мой отец - Лаврентий Берия полностью

Мой отец - Лаврентий Берия

Я довольно скептически отношусь к воспоминаниям Бажанова. Разумеется, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть увиденное им в Кремле в те годы, о которых он пишет, но, уверен, Сталину все это было, уж поверьте, ни к чему. Для прослушивания существовала специальная служба. Вначале она находилась в ведении ЦК партии, а не НКВД, как принято считать. А слежка за членами правительства велась еще с времен Ленина. И это не секрет. Здесь Сталин и все последующие руководители государства ничего нового не открыли. Если помните, рассказывая о существовании подслушивающей аппаратуры в Кремле, Бажанов говорит о своем разговоре с Мехлисом, который «был в курсе». Вот еще одно подтверждение того, что занимались этим не чекисты, а партийные органы. И я уверен, что Сталину докладывали все, что его интересовало. Так что заниматься такими вещами самому Генеральному секретарю явно не было необходимости…

Если говорить о законности таких действий, то известно ведь, что в те времена разрешения прокуратуры на установку подслушивающей аппаратуры не требовалось. Все делалось по указанию аппарата ЦК. Иногда эти задачи возлагались на специальные органы, но опять же по указанию ЦК.

Соответствующие подразделения в состав НКВД одно время входили, но не в тот период, когда мой отец был наркомом внутренних дел. Тогда как раз они находились в ведении ЦК. Партийный аппарат ими и руководил. Сама же подслушивающая аппаратура – я ее, конечно, видел – разрабатывалась в специальных лабораториях НКВД, Наркомата связи и других ведомств. Но, вполне понятно, использовали ее и контрразведчики, и разведка. Техника, как я уже говорил, была совершенная.

Не была исключением и наша семья. О том, что нас «слушают», мы отлично знали. Было это уже после войны. Знали мы из первых уст, как говорится (один из инженеров, устанавливавший в нашем доме подслушивающую систему – человек честный и порядочный, – счел нужным рассказать об этом моему отцу), и кто дал соответствующую команду… Как всегда, дирижеры сидели не на площади Дзержинского, а в ЦК. Контроль за высшим эшелоном партийный аппарат не ослаблял никогда.