Мой отец - Лаврентий Берия

К слову, «женскую» тему не обошел и Алексей Аджубей. Правда, в отличие от тестя, он называет иную цифру. По его словам, в списке, о котором так много говорили и который, как выяснилось, так никто никогда и не видел, фигурировали фамилии 200 женщин. Что ж, бывает. Другие источники и вовсе не размениваются на мелочи. Одни называют цифру 700, другие 800. И я бы никогда не обратил внимание на этот чистой воды вымысел в мемуарах хрущевского зятя, если бы он спустя десятилетия не раскрыл, наконец, общественности глаза на любовные похождения Булганина, Абакумова… Даже если таковые и существовали в действительности, вряд ли мог знать о них в то время сам Алексей Аджубей. Его стремительный взлет начался позднее… Скорей всего, перед нами очередной пересказ. И не больше.

К сожалению, грешит автор очередного бестселлера времен перестройки и другими фактологическими неточностями. Скажем, я никогда не щеголял ни на собственной свадьбе, ни позднее в генеральской форме, потому что никогда не был генералом. Явная ложь и то, что после расстрела отца мы с Марфой уехали в Свердловск.

«Когда Берия убили, Серго и Нина Теймуразовна послали письмо Хрущеву, тронувшее его, – пишет А. Аджубей. – Никита Сергеевич поверил Серго и Нине Теймуразовне. Они писали, что случившееся закономерно. Они не знали, конечно, многого, но видели, что этот человек катится в пропасть и что в ту же пропасть они вынуждены катиться вместе с ним».

Вспомни, читатель, и эту растиражированную в десятках тысяч экземпляров очередную легенду, когда будешь читать о трагической судьбе семьи «врага народа и партии»…

Кстати, если верить Аджубею, «перед казнью Берия отправил письмо в ЦК Хрущеву – просил о пощаде, просил дать возможность искупить вину в каких угодно, пусть даже каторжных условиях»… Здесь, как нам кажется, комментарии и вовсе излишни. Ни в декабре, ни в ноябре, ни в октябре, ни в сентябре, ни в июле мой отец Лаврентий Павлович Берия ни писать «покаянных» писем рвавшемуся к власти товарищу Хрущеву, ни соответствующих показаний давать не мог, потому что был убит 26 июня 1953 года в городе Москве без суда и следствия. А было это так.

Заседание в Кремле почему-то отложили, и отец уехал домой. Обычно он обедал дома. Примерно в полдень в кабинете Бориса Львовича Ванникова, генералполковника, впоследствии трижды Героя Социалистического Труда, а тогда ближайшего помощника моего отца по атомным делам, раздался звонок. Я находился в кабинете Бориса Львовича – мы готовили доклад правительству о готовности к испытаниям.

Звонил летчик-испытатель Амет-Хан Султан, дважды Герой Советского Союза. С ним и с Сергеем Анохиным, тоже Героем Советского Союза, замечательным летчиком-испытателем, мы в те годы вместе работали и сошлись близко.

– Серго, – кричит, – у вас дома была перестрелка. Ты все понял? Тебе надо бежать, Серго! Мы поможем…

У нас действительно была эскадрилья, и особого труда скрыться, скажем, в Финляндии или Швеции не составляло. И впоследствии я не раз убеждался, что эти летчики – настоящие друзья.

Что налицо – заговор против отца, я понял сразу что еще могла означать перестрелка в нашем доме? Об остальном можно было только догадываться. Но что значит бежать в такой ситуации? Если отец арестован, побег – лишнее доказательство его вины. И почему и от кого я должен бежать, не зная ни за собой, ни за отцом какой-либо вины? Словом, я ответил отказом и тут же рассказал обо всем Ванникову.

Из Кремля вместе с ним поехали к нам домой, на Малоникитскую. Это неподалеку от площади Восстания. Жили мы в одноэтажном особняке еще дореволюционной постройки. Три комнаты занимал отец с матерью, две – я со своей семьей.

Когда мы подъехали, со стороны улицы ничего необычного не заметили, а вот во внутреннем дворе находились два бронетранспортера. Позднее мне приходилось слышать и о танках, стоявших якобы возле нашего дома, но сам я видел только два бронетранспортера и солдат Сразу же бросились в глаза разбитые стекла в окнах отцовского кабинета. Значит, действительно стреляли… Ох рана личная у отца была – по пальцам пересчитать. Не было, разумеется, и настоящего боя. Все произошло, насколько понимаю, неожиданно и мгновенно.

С отцом и я, и Ванников должны были встретиться в четыре часа. Не встретились…

Внутренняя охрана нас не пропустила. Ванников потребовал объяснений, пытался проверить документы у военных, но я уже понял все. Отца дома не было. Арестован? Убит? Когда возвращался к машине, услышал от одного из охранников: «Серго, я видел, как на носилках вынесли кого-то, накрытого брезентом…»

В Кремль возвращались молча. Я думал о том, что только что услышал. Кто лежал на носилках, накрытых брезентом? Спешили вынести рядового охранника? Сомнительно.