Хачик привез нас сюда и думает, что мы должны быть ему благодарны. Да он просто спасал свои деньги. Только и всего. Если бы я была парнем, я бы пошла и вступила в какую-нибудь террористическую организацию. Я хотела бы уничтожать таких, как мой папаша, таких, какие мы все вместе взятые. И таких, как мы, много, и мы приносим горе. Правильно, что нас презирают. Мы приехали и заняли чьи-то места под солнцем. И мы приехали не от бедности и горя, а чтобы спасти свои деньги и, как бы сказала моя сестра Марина, – эксплуатировать себе подобных. Маринка хочет, чтобы ее жизнь закончилась быстро и ярко. А я бы пожила так долго, сколько нужно, чтобы погубить этого монстра. Я буду тайно бороться с отцом, я буду воровать его деньги и тратить их на себя или отдавать Маринке, а она пусть раздает бедным.
Ненавижу его. Я его ненавижу.
У меня здесь нет друзей. И не надо. Русских я ненавижу точно так же, как и армян. Странно, что при этом я наполовину русская и на другую армянка. Я чувствую в себе силы отказаться от национальности. Я космополит и гражданин мира. Об этом я читала в одной книге. Мне понравилось. Только маму жалко по-прежнему. Как она живет с отцом? Надо все-таки вдолбить ей в голову, чтобы ушла от него…
Мне не нравятся парни моих лет. Я умнее любого из них. Хотя любые мужчины – существа полезные – они сильнее, чем я, поэтому их можно использовать в моей борьбе. Пока не знаю как. Еще нужно решить, буду ли я рожать детей. Потому что я еще не решила – рожать или нет детей, сыновей для борьбы с существующим строем? Или, наоборот, нужно перестать давать этому страшному миру хоть что-нибудь, хоть даже катушку ниток. Больно много чести – отдавать миру своих детей. И я точно знаю: все равно этот мир будет разгромлен. Но мой брат, точно, настоящий придурок.
А мой отец – убийца».
Честно говоря, меня мало тревожили Светкины плевки в мою сторону, я все равно знал: она меня любит. Но Хачика верная дочь действительно ненавидела. И вот что самое мерзкое во всей истории – сердце мое вернулось на место, но отяжелевшим от нового знания. Нет, я не поверил в то, что мой отец убийца, я горевал по своей сестре – ей, несчастной, приходится жить с убеждением, что ее отец убийца…
Однако приговор подписан и приведен в исполнение. Хачика больше нет. Нет его цельного, звенящего красками образа. Нет радости в переплетении морщин, нет света, играющего между пальцев, нет ожидания чуда, которого ждет от отца ребенок.
И если бы тем месяцем, несколькими днями позже, папа не сказал свое привычное:
– Мы уезжаем, – я, наверное, сбежал бы из дому.
Занавес
Хачик сказал, что хочет в такое место, где не будет ни русских, ни армян, где люди не станут вцепляться в глотку друг другу ради куска хлеба и местечка под солнцем. А в новом их доме должно быть много солнца. Я крутил глобус и прикидывал, что это за место будет? По-прежнему решения принимал Хачик, по-прежнему никто из нас не смел советовать ему. Мы привыкли не подчиняться – мы привыкли доверять своему отцу. Что бы там не писала Света, что бы она не думала, но даже она безропотно приняла известие:
– Лос-Анджелес.