Поначалу Матвей удивился, как быстро его дочь оклемалась после всего произошедшего, но потом понял, что психика детей более гибкая, чем у взрослых. Почувствовав себя в безопасности, Лиля практически сразу расслабилась и отпустила произошедший кошмар. А может, она просто до конца не поняла, что им угрожало. В любом случае случившееся Лиле далось намного легче, чем им самим. Да и другие взрослые — участники тех событий, справились с эмоциями далеко не сразу. Педагог по внеклассной работе практически сразу же написала заявление на увольнение. Завуч взяла отпуск без содержания, и неизвестно было, вернется ли она к работе. Один Иван Петрович не терял оптимизма и рвался на работу едва ли не с операционного стола.
Но тяжелей всех приходилось Оксане. ЧП такого уровня происходили нечасто. Её просто замордовали проверками. И это учитывая покровительство не только Матвея, который, кажется, поднял на ноги всех, кого мог. Но и самого Бедина. Все более-менее улеглось ближе к Оксаниному декрету. Уже выпал снег, и лед сковал вчерашние лужи. Осторожно ступая и невольно придерживая ладонью живот, Оксана шла по обледеневшей дорожке. Она глядела под ноги, поэтому не сразу увидела переговаривающихся за воротами гимназии мужчин. Завидев ее, старший пожал руку младшему и скрылся в салоне ожидающей его машины.
— Что он хотел? — спросила Оксана, поравнявшись с мужем и провожая взглядом удаляющийся Лексус.
— Ничего. За внуком заезжал, а я, вот, прицепился…
— Ты? — удивилась Оксана. — А… зачем?
Матвей свел брови, не зная, как объяснить жене очевидное. Сегодня он сделал то, что ему давно хотелось сделать, но чему мешала глупая ревность.
— Хотел пожать ему руку.
— И как? — серьезно глядя на мужа, спросила Оксана. — Пожал?
— Пожал. И знаешь, зря я этого раньше не сделал. Даже дышать стало легче. Хороший он все же мужик — твой Бедин.
— Значит, ты уже не против назвать сына Георгием? — осторожно поинтересовался Оксана. Матвей закатил глаза и покачал головой:
— Ты ведь все равно продавишь это имя…
— Может быть… — не стала отрицать Оксана, согревая мужа теплом своих глаз.
— Тогда я назову дочку. Это уравняет нас в правах.
— Отличный план. Никакой дискриминации.
— Осталась самая малость — сделать малышку.
Оксана вцепила в полы пальто Матвея и тихонечко рассмеялась:
— Знаешь… Давай-ка для начала хотя бы сына родим…
Эпилог
— Вот, Лилечка, познакомься с братом…
— Как с братом?! Мне обещали сестру!
— Понимаю твое разочарование, — устало усмехнулась Оксана, разглядывая новорожденного сынишку, — но, похоже, что-то снова пошло не так.
Лиля закатила глаза и, волоча за собой младшего брата, подошла чуть ближе к кровати.
— Гляди, Гера… Кто тут у нас?
Гера забрался на кровать и, опираясь на руку матери, заглянул в сморщенное личико крохи.
— Стася…
— Страшный? Ну, заешь ли, ты тоже не красавчиком родился, а сейчас, что? Все девчонки в группе влюблены в Геру Веселого! — возмутилась задетая в лучших чувствах Оксана.
— Ста-а-ася… — стоял на своем ребенок, сокрушенно покачивая головой.
— Нет, вы посмотрите на этого любителя прекрасного! — нахмурилась женщина. Глядя на нее, Лилька тихо хрюкнула, в безуспешной попытке скрыть смех. Не удалось! Оксана бросила возмущенный взгляд на дочку. Та отвела смеющийся глаза и взмахнула руками:
— Не смотри так на меня! Я тут ни при чем… Гера сам сделал выводы! В конце концов… ну, он действительно немного того…
— Страшненький? — сощурилась Оксана.
— Но ведь все изменится, правда? Месяца через два… — неуверенно заметила девочка, разглядывая сморщенного младенца.
Оксана сделал вид, что не услышала сомнения в голосе дочери. Глупо, конечно, но ей стало так обидно! Ей-то собственный ребенок казался самым красивым на свете! И то, что этот факт ставили под сомнение близкие, задевал что-то внутри. Очень сильно задевал, если честно. А может быть, всему виной были беснующиеся гормоны. Да, наверное…
— Ну, кто тут у нас такой красивенький? — раздался веселый голос от двери.
Оксана вскинула взгляд. С букетом наперевес в палату вошел отец, а следом за ним и мама. Если сейчас и они ляпнут что-то такое, она взорвется! Вот честно… Но, на удивление, родители лишь восторгались новорожденным. Щекотали его голые пяточки — в палате было ужасно жарко, и целовали почти прозрачные, шелушащиеся щечки. Это было очень мило, но уже минут через десять Оксане не хотелось ничего, кроме как остаться одной. С тем, чье сердечко еще несколько часов назад билось в ней.
В кои веки родители проявили чудеса такта и, забрав старших детей, оставили ее отдыхать. Оксана приложила кроху к груди и даже задремала, пока тот ел. А когда открыла глаза — наткнулась на полный нежности взгляд мужа.
— Вернулся?
— Угу. Искупался, переоделся и сразу к вам, — прошептал Матвей, осторожно вытягиваясь рядом с женой и сыном.
— Отдохнул бы…
— Я не устал.
— Ну, как знаешь, — расчувствовавшись, Оксана шмыгнула носом. Муж был с ней рядом во время родов и в первый и во второй раз. Он вообще всегда был с ней рядом…
— Эй, ну, что такое? Ты чего, маленькая?
— Ничего! — всхлипнула Оксана.