Поднялась, чтобы поставить кружку в раковину. А когда обернулась, обнаружила, что Костя тоже встал и успел бесшумно, словно дикий зверь, подойти и остановиться за моей спиной. Я замерла, глядя в его глаза, словно загипнотизированная. Сильные руки легли мне на бёдра, на миг качнули вперёд, прижимая к мускулистому телу. Если бы я и хотела что-то сказать сейчас — не смогла бы. Мысли разлетелись стайкой вспугнутых воробьёв, слова растерялись по пути, утекли водой сквозь пальцы. Костя легко, точно пушинку, подхватил меня и усадил на столешницу. Качнулся вперёд, сокращая расстояние между нами до минимума. Я сжала пальцы на его плечах, обвила ногами поясницу и запрокинула голову в ожидании поцелуя. Но вместо того, чтобы коснуться моих губ, Костя неожиданно прошёлся языком по ключице. По телу словно пропустили разряд тока. Я беззвучно ахнула, выгибаясь навстречу Козловскому, стремясь почувствовать его как можно ближе. Свободная рубашка неожиданно показалась слишком тесной, сжимающей грудную клетку, не позволяющей вдохнуть. Ладони нырнули под футболку Козловского, наконец-то коснувшись гладкой горячей кожи. Я легонько провела ногтями по его груди, не царапая, лишь слегка прижимая, и с удовлетворением почувствовала, как Костя вздрогнул. Отстранился, насколько мог, потому что я его отпускать не собиралась, стащил футболку, отбросил её в сторону дивана. Я едва не замурлыкала от удовольствия, рассматривая красивый загорелый торс.
Провела указательным пальцем по замысловатой татуировке на правой стороне груди, но разобраться в хитросплетениях узоров не успела. Козловский поймал мои губы поцелуем, и мне стало совсем не до изучения знаков на его теле.
Требовательность и нежность, сумасшедший, головокружительный голод, прикосновения, то мягко-дразнящие, то настойчивые, откровенные. Ноющие от поцелуев губы. Дрожь желания по телу. Расстёгнутая рубашка, сползающая с плеч, открывающая для прикосновения ладоней и губ чувствительную кожу. Предвкушение и ожидание. Я полностью покорилась, окончательно позволив всё, чего он захочет. И охнула от неожиданности, когда Костя подхватил меня, стянул со столешницы и куда-то понёс. Опустил на широкую кровать, на миг придавив всем весом, и сразу перекатился, устроив меня сверху.
Я тут же воспользовалась предоставленной возможностью и снова вернулась к изучению татуировки на его груди. Провела подушечками пальцев по переплетённым линиям, пытаясь понять, что же это такое. Склонилась ниже, почти касаясь кожи дыханием. Не удержавшись, шаловливо лизнула. А что — ему можно, а мне нет? На этом знакомство с татуировкой снова временно прервалось, потому что Костя, приподнявшись на одной руке, второй прижал меня к себе и резко уронил обратно на прохладное покрывало, подмял под себя. Рубашка потерялась где-то ещё по пути в спальню, а бельё с меня он снял в несколько секунд.
— Вопиющая несправедливость! — хрипло прошептала я. — Ты ещё одет!
— Ненадолго, — уверил меня Козловский.
А потом стало не до разговоров, потому что слово он сдержал и от остатков одежды избавился почти моментально. Кажется, я слышала шуршание разрываемого фольгированного пакетика: защитой мой мужчина не пренебрегал и награждать меня незапланированной беременностью не торопился. А потом — короткая передышка, когда страсть поцелуев снова сменила приятная тяжесть тела. Костя обхватил рукой мои ладони, легко завёл их за голову и прижал. Я покорно развела колени, скрестила лодыжки на его пояснице и задержала дыхание. Резкое, требовательное движение вперёд, ощущение первого мига проникновения и такой восхитительно желанной наполненности, а после — всё возрастающее наслаждение. Ещё ни с кем из любовников у меня не было вот так, чтобы с первой секунды гореть и плавиться, желая поскорее достигнуть вершины, за которой мир разлетится сияющими звёздами, и одновременно — продлить эту сладкую пытку. Я дрожала, изгибалась навстречу, подхватывая темп, комкая пальцами покрывало и до боли сжимая ткань в ладонях. Костя брал меня требовательно, жадно, ненасытно, но и давал в ответ несоизмеримо много, так, что я задыхалась от удовольствия. Казалось, ещё миг, и я просто сойду с ума от разрывающих на части эмоций, ощущений, неутолимого жара желания. Тело казалось невесомым, и внезапно в одно мгновение мир исчез, ярко вспыхнув за закрытыми веками. И вместе с ним растворились, разлетелись сверкающими искрами эта комната и кровать, растаяли в пространстве тяжёлое дыхание в унисон и дрожь, одинаково сильно прошедшая по нашим переплетённым телам.