Мой парень - псих

— Меня мама забрала, пока вы все были на музыкальной терапии. А когда ты вернулся?

— Только вчера. Выпустили за хорошее поведение.

Я смотрю на друга: нет, похоже, не шутит.

— Хочешь сказать, ты только вчера вернулся домой из психушки, а я просто случайно забежал в твой район, и меня случайно ограбили на твоей улице, и я случайно постучался в твой дом?

— Видимо, так.

— Но это же просто чудо какое-то, нет?

— Пэт, на Рождество бывают чудеса. Эту байду все знают.

Больше мы ничего сказать друг другу не успеваем, потому что в комнату входит маленькая, серьезного вида женщина в огромных очках с черной оправой и давай причитать:

— О господи! Ох ты боже мой!

Я пытаюсь убедить тетю Жасмин, что со мной все в порядке, но она все равно звонит 911, и вот уже «скорая» везет меня в Джермантаун, в больницу.

В приемном отделении тетя Жасмин громко молится за мое спасение и кричит на массу людей, пока меня наконец не увозят в отдельную палату, где снимают одежду и промывают раны.

Пока мне ставят капельницу, я рассказываю полицейскому, что произошло.

Врачи делают рентген и говорят, что с ногой просто мрак; приезжают мама, Джейк и Кейтлин; а потом мне на ногу кладут белую гипсовую повязку, которая закрывает ее целиком — от пятки до верха бедра.

Я хочу извиниться перед Дэнни и тетей Жасмин за то, что испортил им рождественский ужин, но мама говорит, что они уехали вскоре после ее появления, и отчего-то становится очень грустно.

Перед тем как наконец отпустить меня домой, медсестра надевает на мои босые пальцы фиолетовый носок и вручает пару костылей. Однако мне так и не приходится ими воспользоваться, потому что Джейк везет меня в инвалидной коляске до самой машины. Из-за гипса я вынужден сесть боком на заднее сиденье, положив ногу на колени маме.

Северную Филадельфию пересекаем в молчании, которое Кейтлин прерывает, когда мы выезжаем на автомагистраль Скулкил:

— Н-да, нынешнее Рождество мы уж точно не забудем.

Она говорит это в шутку, но никто не смеется.

— Почему никто не спрашивает, как я очутился в Северной Филадельфии?

Пауза.

— Тиффани позвонила нам из телефона-автомата и все рассказала, — говорит наконец мама. — Мы всю Северную Филадельфию прочесали в поисках тебя, а потом из больницы связались с отцом, он перезвонил Джейку на мобильный, и вот мы здесь.

— Так я всем испортил Рождество, получается?

— Не ты, а эта чокнутая сука.

— Джейк, — вмешивается мама, — перестань!

— «Иглз» выиграли? — спрашиваю брата.

Я же помню, что они вели в счете, и надеюсь, что папа будет в нормальном расположении духа, когда я приеду домой.

— Угу, — бросает Джейк.

По его ответу понятно, что он на меня сердится.

«Иглз» нанесли поражение Ти-Оу и «Далласу» — на их же поле! — в день Рождества, обеспечив себе выход в плей-офф, а Джейк, который еще с начальной школы смотрел все их матчи, вынужден был пропустить, возможно, лучшую игру сезона, потому что разыскивал своего помешанного брата по всей Северной Филадельфии. Тут до меня доходит, почему с нами нет отца, — он ни за что бы не пожертвовал возможностью посмотреть такой важный для команды матч, тем более против «Далласа». Я ничего не могу поделать с чувством вины: ведь это могло быть отличное Рождество. Отец наверняка бы радовался, а мама, я уверен, приготовила еду, и Кейтлин даже надела футболку «Иглз» — но я, как всегда, все испортил, я только и делаю, что порчу другим жизнь, и лучше бы эти грабители вовсе убили меня и…

Я плачу, тихонько, чтобы мама не заметила и не расстроилась.

— Мне жаль, Джейк, что ты из-за меня матч пропустил, — наконец удается выдавить из себя, но от этих слов я только еще сильнее плачу и вскоре уже просто рыдаю как ребенок, закрыв лицо руками.

Мама гладит меня по здоровой ноге, но никто ничего не говорит.

Остаток пути мы едем в молчании.

Как она?

Мой день рождения выпадает на пятницу, 29 декабря. Днем мама помогает обернуть ногу в гипсе мусорными пакетами, чтобы я смог принять душ — в первый раз с тех пор, как сломал ногу. Немного стыдно писать о том, что мама вынуждена мне помогать, чтобы я не намочил гипсовую повязку. Она придерживает занавеску для душа, когда я перекидываю здоровую ногу через бортик ванны и встаю, пытаясь не опираться на больную. Мама дает мне мыло и шампунь. Она старается не смотреть на мое обнаженное тело, но, уверен, пару раз бросила взгляд, и от этого как-то не по себе. Я уже несколько дней не тренировался, отчего чувствую себя маленьким и слабым, но мама ничего не говорит про мои одрябшие мышцы, она же добрая женщина.

После душа она помогает мне надеть тренировочные брюки, у которых отрезала одну штанину, чтобы гипс не мешал. Еще я надеваю рубашку на пуговицах из «Гэпа» и новую кожаную куртку. Прыгаю вниз по ступенькам, на костылях выхожу из дому и иду к маминой машине, забираюсь боком на заднее сиденье, укладывая на него травмированную ногу.

Мы приезжаем в Вурхис, я на костылях захожу в кабинет Клиффа, сажусь в черное кресло, опускаю ногу в гипсе на подножку и рассказываю ему все.

— И ты не вставал с постели с самого Рождества? — спрашивает Клифф, когда я заканчиваю.

— Нет.