– Что? Нет! Я боюсь идти к психологу! Выворачивать душу перед незнакомым человеком – лучше пусть все остается по-старому. Тебе могло показаться, что я сильно страдаю от этого… Вовсе нет, – мотнул она головой. – Я привыкла, я всегда была такой и принимаю это в себе. Близкие люди знают и любят меня, да и я с ними совсем другая. Странно, почему я это рассказываю тебе, будто родному. Но отчего-то мне стало легко с тобой…
– Лена. Послушай… – Костя так многое хотел ей сказать, что не знал, что именно озвучить, чтобы не переборщить. – Я ценю это. Ты очень хорошая девушка, честная, настоящая. Скромность украшает женщину, пусть в наше время это считается спорным, но я и, правда, так думаю. Не ищи в себе изъянов. Я бы очень хотел пообещать, что никогда не обижу тебя. Но знаю, что жизнь многолика и подобные обещания, даже данные от чистого сердца, не всегда выполнимы с течением времени. Тебе не требуются улучшения, Лена. Найдется тот, кто оценит и полюбит в тебе все твои черты. И я бы хотел стать этим человеком… – он посмотрел на нее, сглатывая комок напряжения.
– Костя… – вздохнула она. – Ты классный парень, правда. Я… Но я не могу, прости, – пробормотала она и резко поднялась со скамейки. Не взглянув на него больше, она быстро зашагала прочь.
Он так и остался сидеть на лавке с пустым стаканом от кофе в руках, и в полном недоумении, что же на этот раз пошло не так?..
Костя совершил одну из досаднейших ошибок – так и не взял у нее номер телефона. Обычно девчонки давали ему номера сами, даже не приходилось просить. А Лена… Лена была особенной во всех смыслах. Она снова отшила его, хотя, вроде бы, все шло очень неплохо.
Он еще долго сидел на лавочке, теряясь в догадках, в чем же он прокололся? С неба начало накрапывать – Костя даже не пошевелился. Он смог предположить, что Лена, возможно, шестым чувством ощущала исходящую от него опасность. Ведь он был инкубом – сущностью, тысячелетиями соблазнявшей женщин. Он не помнил своих прошлых жизней, в отличие от Германа, который постоянно твердил, что их души дружат не одну сотню лет, реинкарнируя бок о бок. Герман всегда выбирал возможность помнить прошлые жизни, чтобы отыскать новое воплощение Костиной сущности и заново подружиться. Костя же раз от разу отчего-то предпочитал забыть свою прошлую жизнь… Герман отшучивался, что душа друга, с тех пор, как они познакомились тысячу лет назад, всегда была несколько странноватой, нетипичной для инкуба.
Конечно, Костя был чистокровным – это кое-что объясняло. Чистокровки появлялись на свет от пар, состоящих из инкуба и суккуба. Изредка это давало отпрыску кое-какие незначительные преимущества, такие как, например, Костино скорочтение. Но чаще последствия были негативны: чистокровные инкубы имели куда более скромные сексуальные аппетиты, чем полукровки, поэтому в мире сущностей к ним было несколько предвзятое отношение. Быть же полукровкой, то есть родиться от инкуба и человека, считалось значительным преимуществом. Таких, как Герман, не заботили философские вопросы о смысле бытия, они умели отрываться и получать удовольствие от жизни с ее бесчисленными связями. Полукровка – это всегда работник месяца в Инкубаторе, это секс по распределению и секс ради собственного удовольствия. Это подружки на одну ночь, для коротких романов и для длительных отношений с нечастыми встречами на ее территории. В общем, такие, как Герман, жили полной инкубской жизнью, и им это чертовски нравилось!
Костю же тяготила его сущность, он раз от разу задавался одним и тем же вопросом: почему он не мог перестать быть тем, кем являлся, хотя очень этого хотел? Он не мог отказаться от природных инстинктов: ему, как и любому инкубу, требовался регулярный разнообразный секс для нормальной жизнедеятельности. Но Костя это в себе презирал. Вот такой вот психологический казус. Поэтому он «для здоровья» работал в Управлении Страсти, брал заказы по распределению, никогда в заданиях не рылся и действовал методично. Отношений с женщинами помимо работы никогда не заводил, и даже мысли об этом не допускал. Свое свободное время тратил на книги и прогулки, не без размышлений о смысле бытия. Но последнее – удел всех чистокровных инкубов.
Однако Костя подозревал, что его неприятие себя куда серьезнее, чем у других чистокровок. Но обсуждать это ни с кем не хотел, даже с Германом, дружба с которым имела тысячелетнюю выдержку.