Мои пациенты

Я в правой половине грудной клетки – в правой плевральной полости. Теперь до разгадки нашей беды рукой подать! Стоит мне войти рукой в плевральную полость, провести пальцами по поверхности тел позвонков – и я получу первое представление о характере заболевания, о вероятности ошибки или отсутствии таковой. Обычно все эти манипуляции я провожу за считанные минуты. А сейчас тяну, делаю все медленно. Со стороны, вероятно, мои движения выглядят, как на кинопленке при замедленной киносъемке.

Я боюсь! Да. Я боюсь войти в плевральную полость и убедиться в достоверности диагноза!

Неторопливо развожу края раны грудной стенки. Вот вишневый купол диафрагмы с серебристой верхушкой, а вот розоватая воздушная ткань легкого. Они прикрывают от моих глаз тела позвонков – место болезни, к которому я стремлюсь, вернее, должен стремиться. Стремлением мои действия назвать нельзя. Уж очень все медленно я сейчас делаю. Ловлю на себе удивленные взгляды моих помощников, привыкших к тому, что обычно я оперирую быстро. Видимо, они не могут понять моей медлительности. Им, конечно же, хочется знать – подтвердится ли дооперационный диагноз, высказанный мною при разборе больной до операции? О своем страстном желании ошибиться в диагнозе я им не говорю. В нашей хирургической специальности эмоциям нет места. Во всех наших действиях право на существование имеют только разум, знания, анализ и синтез фактов, способность правильно использовать эти обобщенные данные и на их основании действовать. Действовать быстро и решительно. А эмоции? Эмоции остаются хирургу-человеку, если когда-нибудь кто-нибудь сможет их отделить – хирурга-специалиста от хирурга-человека. А сейчас все мои переживания должны быть упрятаны глубоко, подальше от посторонних глаз. Никто не должен даже заподозрить, разглядеть во мне тех чувств, которые бушуют внутри. Внешне, как обычно, я должен выглядеть уверенным, решительным, твердым. Ведь хирург на операции, что командир в бою. Проявит неуверенность, начнет сомневаться – может пострадать человек, доверивший ему свое здоровье, свою жизнь. Ведь моральная ответственность хирурга за каждого своего пациента ох как велика!

Миг эмоций прошел. Продолжается хирургическая операция. Продолжается рукодействие. Я отжимаю правый купол диафрагмы книзу, а легкое кверху. Мои помощники удерживают эти органы, чтобы они не мешали мне работать на позвонках. Вот открылось и стало доступным для обзора место болезни. В гармоничной красоте анатомического построения тел позвонков и покрывающих их тканей видны отчетливые отклонения, явные признаки болезни, цветущей, таящей в себе приговор…

Из тел нижних грудных позвонков в виде шляпки сочного гриба выстоит кпереди опухолевидное образование, выпятившее над собой вперед покрывающую тела позвонков плевру. Обычно очень тонкая, совершенно прозрачная пленка у этой больной утолщена. Обычно не содержащая кровеносных сосудов плевра над опухолевидным выпячиванием имеет огненно-красный цвет от большого количества пронизывающих ее мелких кровеносных сосудов. Она воспалена – это ее ответ на вредность, на болезнь. Огненно-красный цвет, цвет пожара! Окружающие ткани полыхают. Под плеврой я угадываю более крупные кровеносные сосуды, которых у здорового человека в этом месте не должно быть, не бывает. Это сосуды, которые питают ткань опухоли – паразита, уничтожающего огромное количество питательных веществ и энергетических ресурсов организма больного человека и отравляющего этот организм продуктами своей жизнедеятельности.

Кажется, я проиграл. Ошибки не состоялось. Опухоль… Безысходность… Цепляюсь за последнюю надежду… Микроскоп… Может, все же я ошибаюсь? Может быть, все же это не опухоль в биологическом смысле этого слова? Может быть, это своеобразный гнойник, маскирующийся под опухоль? Какое было бы счастье, если вот сейчас я проколю, как мы говорим, пропунктирую, толстой иглой, насаженной на шприц, эту самую опухоль, и вслед за вытягиваемым поршнем в шприце покажется гной?! Как бы это было здорово! Ведь это бы в корне изменило судьбу оперируемой.

Увы! В шприце вслед за поршнем появилась алая кровь…

Теперь надежда только на микроскопическое исследование. Содержимое шприца исследуется под микроскопом. Обнаружены клетки так называемого гипернефроидного рака, одной из наиболее злокачественных разновидностей раковых заболеваний, исходящих из надпочечника.

Надежда на ошибку иссякла. Я понимаю, что не могу вылечить ее, мою пациентку. Она погибнет от неизлечимой болезни. На всем свете не существует сегодня способа, могущего вернуть ей перспективу на здоровье и жизнь. Как же трудно примириться с тем, что эта двадцатисемилетняя женщина должна погибнуть. Я удалю эту опухоль, а она все равно погибнет. И очень быстро. Погибнет от других очагов опухоли, которые возникнут из клеток, рассеянных по всему организму. Я уберу эту обнаруженную мною опухоль только для того, чтобы она не сдавила по мере своего быстрого роста спинной мозг и не усугубила и без того тяжкие страданья…