«13 мая 1982 г.
Волк!
Спасибо за все слова о моем Сальери
Это, Волк, не умрет! Мне кажется, я могу спокойно помереть: хоть сегодня… П. ч. это останется надолго-надолго, и я могу только бога благодарить, что он сподобил меня, Волк, «сосуд скудельный», столько всего сказать — родного, больного, правдивого, сердечного столько…
В жизни не испытывал Мрей такого опустошительного счастья: да, Волк, я как во сне принимаю все эти дни «отклики», и они и не смущают меня, и не радуют, а просто я тоже «буду любезен народу», «долго», п. ч. это сочиненье, в учете всех даже жанров, — лучшее из всего, что я «видел и слышал» за ряд лет.
Однако я, Волк, совершенно не хочу помирать, даже и в «любезном народу» виде! Отнюдь! Отнюдь! Я еще должна сочинить про Вальтера Скотта и Пушу (как зовет М-дь). И, наконец, — «Притча о Моцарте»! — о том, как «падают («и тают, и никнут, и падают» в трактирные улицы последние херувимы», — это ж, Волк, пальчики будет облизать: «Притча о Моцарте».
Если в «Сальери» Мрей сравнялся с Белинским, то в «Моцарте» он вызывает, чтобы «сравниться», К. Леонтьева, и будет — «не ниже»! (Как говорил Достоевский о Некрасове.)
Да, Волк, впервые в моей жизни не стыдно мне… перед Белинским, Тургеневым и некоторыми другими покойниками, которым: НЕ ОСКОРБИТЕЛЬНА моя речь!..
Ах, Волк, поймите Мрвья: он не хвастун, он — добросовестный!..
Обнимаю Вас и поручаю Вам все перья и крылья: т. е. пусть Ваша статья выйдет и следите, пожалуйста, за каждым словом и этапом публикации! Тут Вы, Волк, КАК ПЕРЕСВЕТ; один — за всех должны биться и победить
У Моцарта другие «потолки», «интерьеры», другие сферы, хотя в то же время сказать можно, что он «всесферен», «вездесферен»…
Моцарт не может быть сатириком! У него нет никакой узкой специализации, хоть бы эта специализация была и крайне полезной…
«По-моцартовски» — значит: по-гармонически (а не по-сатирически; как, собственно, и не по — сугубо — «лирически»); значит: «сын гармонии» (а не пусть и смешного, пусть и веселого, пусть и «полезного», нравоучительного» диссонанса). «По-моцартовски» — значит: всеобъемлюще… эстрада — всегда специализация, узкая специализация, повернутая к «нуждам низкой жизни» (пусть и необходимой, но и не единственной из сущих областей жизни, бытия…)
Итак, лучше, откровенно являя свою вкусовую субъективность, сказать: «выше Моцарта» (одарен), чем та фантастическая «эстетика» современных культуртрегеров-коробейников…
Это аберрация — думать, что эти коробейники какого-либо X, Y, Зет приравнивают «к Моцарту».
Корень тут в том, что они Моцарта — приравнивают к X, Y, Зет… К Хазанову, Райкину… И в этом, в этом, Волк, их истинная задача, сознательная и подсознательная разом (т. е. они даже — порой — и верят, что так это есть: в силу своей субъективности, своего воспитания и «таланта»). И в этом смысле все это вопросы не эстетические, не «современно-оценочные», а — глубже. Не в том беда, что Хазанов — выше Моцарта, а в том, что он равен Моцарту. Вот в чем злодейство!
Все это будет понятней, если Вы вспомните и второе высказывание Рязанова: что Г. Хазанов «уходит корнями» в «русского сказочного Иванушку-дурачка».
Опять же: легче согласиться, что он — выше, тогда все останется в пределах гнусов, а не передергивания сущностей.
На самом деле, он «уходит» не «корнями», а — в лучшем случае: внешне (в широком значении внешности)… П. ч. Иванушка-дурачок только внешне наивен, «дурак», а ведь он — герой, он не жертва, не терпеливец робкий! а он — могучий герой. Он — борец и победитель.
То есть: нет беды, если кто одну листву предпочитает другой (хвою — клену), а беда (и выход за пределы эстетических проблем), когда листва называется корнями, корневой системой…
Волк, я не могу сказать: Мне больно!.. Возьмите отсюда все, что найдете возможным, напишите, как хотите, но пора сделать дальнейший шаг: тут не спор амбиций (кто «больше Моцарт» — Есенин или Райкин, кого можно, кого нельзя награждать таким высоким именем), тут другое.
Нужно ясно сказать, что цель, объективный смысл любого Рязанова — это не Хазанова возвеличить, а Моцарта унизить!
В этом, в этом их вовсе не лично самолюбивый смысл!
А Вы делаете вид, что они просто завистливы, просто самолюбивы, просто тщеславны.
Они не тщеславны, Волк! Они скорее жертвенны даже!
И вот дать понять, что Вы это понимаете.
Они же не променяют того, что они говорят, на мое предложение: считать Хазанова выше!
Не променяют! — клянусь Вам, они не так глупы! (По крайней мере, сегодня — не променяют!)
Все в Вашей статье хорошо, а замечания — оттого, что то дикое раздражение, которое не может не испытывать вепс (у которого как шкуру сдирают, когда поет, например, Пугачева), — это непроизвольно приводит к издержкам (стиля или чего): п. ч. это работа «не для белых»!
Но мы должны победить — силой ярости, яростного ума!
Да, нигде не говорите слово «поэт» и «талант»! Это — важно!
Дорогой Волк! Насчет Хазанова — Моцарта — место очень важное. Тут мало (и банально) обидеться за Моцарта. Тут надо тоньше и серьезней.
Я очерчу только направление возможных рассуждений. Т. е. самые приблизительные вещи (по слову) накидаю.
«…одарен по-моцартовски»!.. Да слышал ли Э. Рязанов музыку Моцарта?!
Скажут: это — метафора?..
Но и метафора, и самое фигуральное даже сравнение должны обеспечиваться все же более или менее ясными, трезвыми представлениями говорящего о существе сравниваемых, метафоризируемых предметов или явлений. Иначе мы попадаем в область дурной фантастики, для которой мало, чтобы на яблоне росли золотые яблоки, — ей нужно, чтобы груши вырастали на вербе!
Иначе — мы получаем сапоги всмятку…
То есть:
я не о самой по себе (высокой, например) оценке кинорежиссером эстрадного актера. Я — об извращении сути обоих участников сравнения, обеих сторон рязановской «метафоры»…
Если бы режиссер, со всей мерой своей эстетической субъективности, сказал, например, что Г. Хазанов, по своему дарованию, выше Моцарта (как и А. Райкин: оба — выше то есть!), такое заявление, как ни парадоксальны будут мои слова, оказалось бы не столь практически антикультурным, чем: «одарен по-моцартовски»; чем это уравнивание несоизмеримого, несопрягающегося, непересекающегося… (Ведь они даже непохожи!)
Дело в том, что Моцарт (выше он, ниже ли какого-либо другого лица, нашего современника) не может явиться в обличий «студента кулинарного техникума» с тем кругом его черт и свойств, даже и привлекательных, которые придал созданному им, образу наш эстрадный артист. Этого он не может, хотя и «бог»!.. Он не может «вжаться «— не выходя из этого круга, «пространства» — в интерьер харчевни, столовки, «трактира «Золотого Льва», пусть там и пьются самые благородные вина… Пусть там и говорятся самые «человечные» вещи…»