- Что ж теперь делать-то, Славка?! Хоть в петлю лезь! Все, что нажито непосильным трудом, все ж это погибло!..
Хохотали все, кроме меня. Голова моя раскалывалась в поисках выхода. Черт возьми, ну надо же! И чего он вправду такой толстый, не карась ведь, не широкий вовсе. А с виду казалось - пролезет, голову на отсечение!
Я печально поглядел на Васю как на друга, с которым мне предстоит расстаться навсегда. Он тихо стоял под листьями водорослей и наблюдал оттуда за моими действиями, недоумевая, видимо, чего же я от него хочу? Зачем два раза вытаскивал из воды и совал куда-то носом?
Тут жена не выдержала:
- Давай решай уже быстрее! Из-за твоего линя на поезд опоздаем.
Не знаю, на что, в конце концов, я бы решился, если бы Валя снова не предложила:
- Возьми нож и разрежь горловину сколько надо. Вот и пройдет.
Я недоуменно воззрился на нее:
- Ведь испорчу канистру! Да и вода будет выплескиваться.
- Подумаешь, канистра! - хмыкнула она, дернув плечом. - Банка, и всё. Зато довезешь, ведь как мечтал! А вода - ничего, не выльется, доверху только не наливай. Ну, может, прольется иной раз чуток, велико ли горе?
- А ты? - обеспокоенно спросил я. - Как же потом воду в ней возить будешь?
- Так и буду: на тележке, сверху тряпка. Что страшного-то?
Я был растроган до глубины души.
- Валь, ну ты... Прямо героиня-комсомолка!..
На дальнейшие словоизлияния времени уже не было. Я взял нож - пилки под рукой не оказалось - и расширил горловину до необходимого, по моему мнению, размера. Как оказалось, не ошибся. Вася, побрыкавшись, юркнул в канистру и исчез в глубине. Все облегченно вздохнули.
И мы заторопились на вокзал. Ничего, не опоздали, Славка нас подвез на своей "Ладе". Потом проводил и попросил позвонить с дороги - как, мол, там линь? Я уверил, что глаз с него не спущу, и мы расстались.
Словом, мой Вася благополучно добрался до Москвы и вскоре был препровожден к новому месту жительства. Им стала ванна, куда я наносил из пруда камыша, травы, камней, топляка, улиток, ряски и даже посадил там кувшинки с корнями, за которыми пришлось ехать "к черту на рога".
Так у меня появился друг, о котором я заботился как о родном сыне, всячески благоустраивая его жилище. Я приобрел для него компрессор, фильтр, огородил ванну шторками и подвесил над ней лампу дневного света. Кормил червями, слизнями, мотылем, а потом кашами и даже хлебом. В Интернете вычитал, что линь весьма неприхотлив к содержанию в воде кислорода и к пище; молотит, как уверяли, все без разбору, в том числе мясной фарш, картошку, кукурузу, горох, печенку, макароны и даже сыр с колбасой. Так оно и оказалось. Поэтому в плане питания проблем не возникало. Наоборот, он доставлял мне не сравнимое ни с чем удовольствие от наблюдения за тем, как он уминает все подряд, а также радовал одним своим видом и общением с ним. Что касается последнего, то тут доходило прямо-таки до циркового представления, не иначе. Как только я собирался кормить линя, коллеги обступали меня со всех сторон и таращились во все глаза на то, что сейчас будет происходить. А происходило следующее. Едва я подходил к ванне и подзывал его "Вась, Вась", как он немедленно показывался из-за куста травы или коряги, подплывал к моим пальцам и начинал хватать их губами, зная, что на них будет корм. Причем иной раз хватал даже самый палец и норовил тут же утащить его подальше, в траву. Я никогда не обманывал его на этот счет и не дразнил, у нас с ним было все честно, и за просмотр он всегда брал заработанную им плату.
Вскоре ко мне стали приходить другие сослуживцы, среди них рыбаки, иные уж убеленные сединами. Все как один, стоя в отдалении, качали головами и цокали языками, глядя на это чудо и заявляя, что это похлеще цирка и что им никогда в жизни не доводилось ни видеть, ни слышать про такое. Это ж надо - линь! Причем дрессированный! О такой рыбе вообще мало слышали, и никому он никогда не попадался, да и нет его в наших подмосковных водоемах. А тут - на тебе, вот он! Да еще и ручной, как собачонка. Действительно, все так и было, и когда я опускал в воду пальцы в каше, а Вася обсасывал их один за другим, я другой рукой гладил его по спине и по бокам. И он не уходил даже тогда, когда на пальцах уже ничего не оставалось. Наверное, ему это нравилось.