Мой Пигафетта

Если Старпом затолкает меня в такой костюм и сбросит за борт, внутрь не просочится ни капли воды. Внутри душно и темно, ни свечи нет, ни Библии, ни окружающего ланд шафта. Буду носиться по волнам, но не как деревянный обломок корабля, а как никчемная резиновая лодка, и ни один ворон никогда на нее не опустится.

Скорость — восемнадцать узлов

Через несколько часов корабль поставили в сухой док. Я сразу узнала погонщиков нашего битюга, этих королей письменных столов, в белых комбинезонах, обеими ногами твердо стоящих на земле, с именем пароходства на устах и в сопровождении дам в легких развевающихся платьях. Дамы брезгливо ковыряли вилкой в кушаньях, которые, специально д ля них доставив из города, носили по сходням в кают-компанию и в холл. Новый Кок был не в меру усердный малый — в разинутые рты рыб насовал разноцветных флажков. Матросы наваливали себе на тарелки целые горы риса, мяса и фруктов, а вот дамы к еде не притронулись. Пренебрегая обедом, они прогуливались по палубе в явном нетерпении — им хотелось поскорей покинуть наш обшарпанный корабль.

Зато господа ели-пили за двоих и произносили речи о красоте кораблей, живописности верфей, трудолюбии рабочих и прекрасно идущих делах. Развеселившись, они хватали за шкирку офицеров, которые сегодня были при галстуках, встряхивали, как мокрых псов, и кричали: «Ну как там наш старый добрый битюг? На совесть ли трудится, да хорошо ли его кормят? Почему во сне он издает такие жуткие стоны?»

Офицеры молчали, опустив глаза. Не видно нигде Капитана… Наверное, в рубке, сортирует всякие списки. В холле, в углу под портретом крестной матери, стоял Старший механик, ел мороженое из вазочки и объяснял одному из погонщиков, что машина ночью иногда дает сбои и что он мечтает о том, как поедет на велосипеде, который является собственностью пароходства, по всем палубам и все по кругу, по кругу, по кругу, и еще объяснял, что железная обшивка расходится, и что на велосипеде невозможно развить и тем более удерживать скорость равную восемнадцати узлам.

Погонщик хлопнул его по плечу и крикнул:

— Это мы еще посмотрим! А что касается велосипедов, мы это дело тоже проверим, не сомневайтесь.

Стармех просиял, несколько раз поклонился и отошел в тот угол, где возле телевизора стоял с горой снеди на тарелке Каносса, желавший остаться наедине со своими мыслями.

— Я замолвил за вас словечко, — объявил Стармех. — Вам разрешат опять пойти в рейс. — Но Каносса даже бровью не повел.

Садовники

Вид корабля совершено невозможно выносить, равно как и запах лосьонов для бритья в его коридорах. Ступенька за ступенькой я спустилась вниз, до самого киля, который теперь был на суше, и впервые своими глазами увидела то, о чем раньше только догадывалась, — всю красоту моего безымянного корабля, его округлое матово лоснящееся тулово, руль торчком и спящие лопасти, грязь и ржавчину, шелушащуюся краску, — бесконечно усталую двухлетнюю вьючную скотину.

И я вдруг пустилась бегом вокруг него, по кругу длиной триста шестьдесят метров, как цирковая лошадка, и бежала, пока в изнеможении не опустилась на колени рядом с велосипедами портовых рабочих. Подняв голову, я увидела луну. Она повисла над портовыми кранами и была намного красивее, чем луна над пальмами Ботанического сада, где имеются садовники трех категорий: подстригатели газонов, смотрители роста и выводители новых сортов и диковинных растений, которым дают имена в честь жен министров, императоров и актеров, чтобы таким способом упрочить международное сотрудничество и споспешествовать расцвету культуры на всех континентах и во всех частях света.

Лучший посредник в общении людей — цветок орхидеи, а вот подстригатели газонов, зеленых и ровных, как полотенца, нехороши собой — они носят комбинезоны, защитные очки и тюрбаны, в точности как матросы, когда те что-нибудь приваривают на палубе; оно и понятно — в лицо подстригателям летит пыль и срезанная трава. Они и головы не повернут, если появится жена нового министра, пришедшая полюбоваться орхидеями, не говоря уж обо мне. Но по ночам они тайком вырезают свои имена на мясистых листьях огромных кактусов.

Спрятавшись в кустах, я дождалась, пока не ушли сторожа со своими тележками. Потом вытащила перочинный нож и стала искать не исписанный лист. Но когда наконец нашла такой, успела забыть, чье имя хотела увековечить.

Штиль