Мой Пилигрим

До кладбища добралась на трамваях — на «единичке» докатила почти что до дома, только вышла на две остановки раньше привычного, чтобы пересесть на лучевой маршрут. Гулять пешком — не те сапоги, да и время жалко.

У за два дома до ворот зашла в маленький продуктовый: купила еды и бутылку крепленого вина, прихватив на случай и пол-литровую мутную бражку покрепче. Хотела свидетеля задобрить и разболтать. Главное найти, и чтобы он был вменяем.

Пока шла до низкого в один этаж здания из красного кирпича, бросала взгляд на могилы, ободранные зеленые венки из материала, похожего на пластик, и на плешивость земли. Тут вообще ничего не росло. Песчаная почва, одни блеклые белесые колючки, и все. Покойники здесь не гниют, а высыхают, наверное, как мумии.

За оградой вдалеке виднелась гряда леса, тут он был не серо-осиновый, а коряво-сосновый. Сосны не мачтовые и величественные, а скрюченные и больные, совершенно лысые с северной стороны и жидко хвойные с южной. Тоска, а не лес. В городе и так ходить некуда, но даже и погулять на природе с такой природой не тянет.

С другой стороны, вдалеке заметила машину похоронной службы. Такие у здания стояли на участке в количестве четырех, ездили до больницы или до городского морга, или, если кто тихо дома помер без криминала, до жилых кварталов, забирая покойников и доставляя на последнее место пребывания. Их «Лодочками» называли, за вытянутую форму. Больничные Медички тоже — прозвание, официально они по другому назывались. Народ для краткости и понятливости придумал, так к языку и прилипло: медички, лодочки, у пожарных — гасители, здоровые такие водовозы блекло-оранжевых цветов.

— День добрый, труженики. — Я без стука сунулась в дверь, и в первой приемной комнате увидела двоих. — Времени у меня мало, дел много, все горит. Помогите найти того, о ком уже во всех районах говорят — ваш коллега, который Безымянного видел.

— Мать, кто тебя так?

Самый пожилой, которому я в правнучки бы сгодилась, а не в матери, без всяких вылупился на меня и почесал щеку. Или на самом деле зазудело, или вопрос «проиллюстрировал». Люблю таких, редких, кого не смущает.

— Тебя ищу?

— Неа, это Миша нужен. Не ты первая с ним поболтать хочешь, чудиков повадилось, косяками прут. Ты единственная такая красивая, мать.

— Спасибо. Ты тоже ничего, отец. Где Миша?

— На сорок восьмом квадрате работает, там с Казематного кого-то хоронят. Сядь, подожди.

— Погуляю.

Нет у меня терпения. Пошла по дорожкам до машины и людей.

Работа к концу — землей закидали, вкапывали бетонную плитку с прикрученной металлической табличкой имени и дат жизни. Дешевенькое надгробие, городское. Тут таких большинство, ведь у богачей свое кладбище, а тут обычные, чьи родственники не станут тратить сбережения на красивый каменный памятник. Дождалась, пока рабочие отошли в сторону, давая какой-то женщине минуту уединения и прощения, и приблизилась:

— Здравствуйте. Я Мишу ищу.

— Жучара, ты, Мих, — тут же сказал один и покосился на плотного дядьку, — мне бы столько внимания за брехню, жалко сам не додумался. Знаменитый ты наш.

Я боялась, что там совсем спитой, а могильщик на пьяницу не походил, лицо гладко выбритое, глаза не опухшие, и затяжных запойных признаков нет. Обветренный только, но тут сама работа вечно на свежем воздухе.

— Про Безымянного?

— Да.

Я засомневалась в том, что идея была хороша — купить выпивку. Колебалась, доставать бутылки или нет, но те сами предательски звякнули друг о друга в плотном бумажном пакете, когда я в этом колебании переложила ношу из одной руки в другую.

— У меня как раз перерыв будет, время обеда…

— Я еды и спиртного купила, угостить хотела, ну, в благодарность, если о вашей встрече расскажете.

— Пошли.

Заблестели глазки. Вернувшись к зданию, Миша поделился моим угощением со всеми, попросил оставить стакан крепленого и бутерброды с соленым творогом, а сам вывел обратно на улицу и завел за торец — к лавочке.

— В октябре у меня смена была, дежурная, в ночь. Холодющая, темнее обычного, как будто кто еще покрывалом придавил, ни капли света.

А дальше могильщик заговорил такими фразочками, что скептически приподняла одну бровь и удивлялась: «ужас полз по земле на несколько шагов впереди него», «тяжелая поступь», «длинные полы плаща волочились по дороге, оставляя на ней следы огненных всполохов». Талант нагнетать! Долго оттачивал, потому что говорил без запинки. Допустить можно, что работяга Миша по вечерам неслабые мистические романы пишет, а здесь подрабатывает на хлеб, ибо творчество денег не приносит. Но чтобы Безымянный был таков, не верю!

Перешла на «ты»:

— Погоди, друг, стоп. Жуткая история, но я не за ней. Мне факты нужны. Я знаю, как он выглядит, так что про факел из человеческого черепа — это остальным благодарным слушателям оставь. Безымянный — человек в обычной одежде. И вполне за горожанина сойдет. Миша, ты по сути скажи — видел или брешешь? Если видел, по-простому расскажи, пожалуйста.

Могильщик замолчал. Потом осмотрелся на всякий случай, и, убедившись, что мы одни, тихо произнес: