Мой внезапный собеседник — совсем молодой парнишка, дай бог, чуть старше двадцати. И у него очень знакомое лицо. Я вряд ли видел именно этого пацана, но его отца знаю точно. Осталось только вспомнить конкретное имя. Не могу. Меня сбивает черная клепаная кожаная полоса на горле парня. Под кадыком поблескивает серебристая пластинка. Кажется, с гравировкой. Я чуть щурюсь, чтобы разглядеть надпись.
Собственность хозяйки клуба.
Интересно, что сегодня останется от моего шаблона? Пыль? О, да! Кровавая пыль.
— О, ошейник, — улыбается бармен, чуть подаваясь вперед, и прям-таки вынуждая меня снова вернуться взглядом к парочке в углу бара, — знаешь, тыщу раз это уже видел, а все равно — люблю смотреть снова и снова… Это всегда красиво.
А вот я бы выжег себе глаза. С удовольствием. Закрыл, зажмурился, отвернулся — лишь бы не видеть, как Ирина делает это… Своими собственными пальцами стягивает на горле этого своего Пэйна черную кожаную петлю. Смотрит на него, глаза в глаза, и между их лицами пара дюймов, не больше.
Такое ощущение, будто при мне она залезла этому своему Пэйну в штаны и страстно ему дрочит, не меньше — а я почему-то вынужден быть обычным зрителем.
— Нет, все-таки насколько же они космические… — тянет бармен, — прямо очень друг другу подходят…
Сука…
Опять, да! Ну, а что поделать, если больше никаких междометий у меня не находится?
Нет, так дальше продолжаться просто не может.
Я должен что-то сделать. А что я могу? И сколько у меня времени?
— Слушай, а что ты там говорил про их контракт? — я поворачиваюсь к бармену. — Что это вообще такое?
Тайна явно не коммерческая, потому что треплется бармен Сережа с охоткой, так, будто из его рта только что кляп вытащили. Но информативно.
— И в каких случаях контракты расторгаются?
Объясняет пацан путано, приходится фильтровать, впрочем это для меня дело привычное. Фильтровать и вычленять из кипы слов или завала цифр нужную мне информацию я умею прекрасно.
Нет, все, что мне объясняет бармен — муть страшная, ей богу. Никакой юридической силы у местных контрактов нет, все держится на честном слове, но… Видимо, поэтому Геныч обещал меня урыть. Здесь если испортишь репутацию, то все — эхо от твоих подвигов разлетится во все стороны, и в приличной тусовке тебя уже и не примут.
Это мне и нужно.
А что самое важное — Сережа укладывается в семь минут. Почему я знаю? Потому что на восьмой Хмельницкая поднимается с дивана, разматывая поводок, намотанный на запястье.
Она меня не видит. Кажется, даже маску я мог не покупать — все равно без толку. Она вообще никого не видит, для неё есть только Пэйн и никого больше.
Уходят. Мое время вышло — они уходят. Нет, не в сторону выхода, в другую дверь неподалеку от их дивана.
Я соскакиваю с барного табурета и шагаю следом. Правда, когда я оказываюсь за дверью — Ирина уже шагает вдаль по коридору, ведет своего саба на поводке. Коридор темный, тоже освещается только алой подсветкой и яркими подсвеченными цифрами на дверях.
Коридор же перегораживает вертушка, а рядом за конторкой подпиливает ногти девица с ярко-красными волосами.
— В игровую зону вход только вместе с госпожой, — меланхолично замечает она, когда я замираю у перегораживающей проход вертушки, — выбери себе хозяйку и приходи. Мы пропустим. Не стоит беспокоить тех, кто свой выбор уже сделал.
Черт!
Нет, можно было бы проскочить, и рвануть следом — но рядом с этой вот администраторшей стоит бугай, один удар которого гарантирует мне крепкий нокаут. Нет, пожалуй, я не готов к такому быстрому завершению этого вечера.
И все же, еще минуту я стою, провожаю взглядом парочку. Ровно до той поры, когда Хмельницкая затаскивает этого своего Пэйна в дверь с пылающим алым цифрой «5». Ну, хорошо хоть их номер не за поворотом коридора оказался…
Мне нужно поторопиться.
Я возвращаюсь в барный зал, оглядываюсь. Я совершенно точно замечаю несколько женщин, поглядывающих на меня с интересом.
Что там говорила сделать хозяйка клуба? Снять рубашку и пиджак? Это поможет?
Пальцы, расстегивающие пуговицы на груди, немного ватные.
Что я делаю вообще?
И все-таки — только подумаю о том, как далеко Ирина может зайти с этим своим Пэйном — движения становятся все более резкими.
Он не будет прикасаться к ней. И она — она не будет смотреть на него, как на единственного мужчину на планете.
Моя! Эта чертова дрянь — моя, будь она не ладна! И я сделаю все, чтобы этого ушлепка рядом с ней не было.
В голове такой сумбур, что даже анализировать это все не хочется. Рубашку и пиджак я таки складываю стопочкой и оставляю на кожаном диване. Искренне сомневаюсь, что кому-то надо их спереть.
Возвращаюсь к барной стойке, снова усаживаюсь на барный табурет. Кстати, бар — самое освещенное место в зале, поэтому сейчас сложно не ощущать себя товаром на витрине.
— Руки на колени положи, — советует бармен, — и глаза опусти, они это любят. Когда демонстрируют готовность покоряться.
Гениальные советы от явного раба.
Хотя… Кажется, в ином свете меня здесь и не рассматривали. И эта мысль на самом деле меня парализует, как только осенила. И… Нет, я же не такой. Не Нижний.