Мой плохой мальчик

Сквозь горячечный бред понимаю: нельзя было оставлять его в ресторане без присмотра. Через полутьму номера вижу, как его качает из стороны в сторону, а из брюк торчит мятая рубашка.

Он мне противен. И, завернувшись в одеяло, я ухожу с кровати на кушетку. Свернувшись пополам, трясусь под ним примерно до обеда следующего дня, а может, и дольше. Юра шастает туда-сюда в поисках бутылки. Догнавшись, снова засыпает, завалившись прямо в одежде.

Свет режет глаза, и, потеряв счет времени, я стараюсь держать их закрытыми.

Разлепляю веки, почувствовав тяжелую ладонь на своем лбу.

— Ё-мое, ты вся горишь.

Мне кажется, что я брежу. Но мне уже фиолетово.

— Отвали, говно малолетнее, знать тебя не хочу, — отмахиваюсь от изменившего мне призрака, натягивая на голову одеяло.

Выдаю мучительный стон, то ли от вируса в крови, то ли от боли в сердце.

— Не бесись, Жанна Кирилловна. Я не смог.

Дальше меня как будто приподнимают и куда-то несут. Муж громко храпит, ему точно нет дела до наших перемещений.

— Положи меня на место. Ненавижу тебя! Проклинаю день, когда ты перевелся ко мне! Хочу, чтобы ты сдох!

— Фу, Жанна Кирилловна, разве человек вашей профессии не должен тянуться к прекрасному? Что за мещанские проклятия? Твой алкаш не закрыл дверь в номер. Это хорошо. И именно поэтому я тебя забираю. Но меня беспокоит твой жар. Сейчас найду здесь какого-нибудь врача.

— Мне ничего от тебя не нужно. Отвали от меня и положи на место!

— И не подумаю.

Не могу поверить в то, что этот эгоистичный сукин сын действительно здесь.

— Как ты нашел меня?

— Я уже говорил, что у нас в деканате работает полная дура. Мало того что за шоколадку рассказала, где проходит эта ваша конференция, так еще и глазки мне строила. Дальше я по фамилии выведал, где вы остановились, посредством все той же шоколадки, а вот номер добыть в этом отеле оказалось трудно. Много ученых и теоретиков. Пришлось выпереть одного, заплатив кучу денег. И номер, конечно, не айс, ваш с алкашом гораздо лучше. Ну да ладно. Я примерно представлял, что ко второму дню твой суженый набухается и мне ничто не помешает украсть тебя. Но меня беспокоит, что ты такая горячая.

Не могу угомониться. Не верю ни единому слову. Он сделал мне очень больно. Однако сил хватает лишь сжать кожу на его предплечье. Даже ударить не получается.

— Не твое дело! Вали домой! Без тебя разберусь. Мажор недоделанный, всех подкупил, гнида продажная. Небось и в институт по блату запихнули.

Меня душат слабость и женская обида.

— Вот не надо. В институт я сам, хотя папа пытался. — Перекладывает меня поудобнее, — Какая же вы грязная на язык, Жанна Кирилловна. Не ожидал от вас таких слов. Прям разошлась моя учИтелка не по-детски.

Я снова пытаюсь его треснуть, но сил нет. Он действительно приносит меня в какую-то комнату и кладет на кровать. Проходит еще немного времени, и незнакомая мне женщина просит поднять ночную рубашку. Ледяным стетоскопом прослушивает легкие и делает укол.

Я проваливаюсь в глубокий сон.

В перерывах между моим храпом и сопением малолетний придурок — если это, конечно, он, а не галлюцинации — заставляет меня пить нечто фруктово-ягодное. Переодически мочит лоб холодной тряпкой. Водит в туалет. Как только начинаю потеть, переодевает в сухую майку. Проветривает.

Но самое интересное, что от всего этого мне гораздо легче, перестает трясти, становится жарко и слабость постепенно отпускает. Он ложится позади, и вот так, в его руках, я ощущую неуместный покой.

— Вали к своей девке, урод. — Делаю я еще одну жалкую попытку вырваться.

— У меня на нее не встал, — смеется, — представляешь, какой позор, Жанна Кирилловна, просто ваще в ноль. Вот что ты со мной сделала, глубокоуважаемый педагог, заколдовала, — бормочет мне в шею, обнимая двумя руками.

Дергаюсь. Ненавижу его. Он все равно пошел с ней. Да, в итоге ничего не было, он пожалел и не захотел ее, но ведь пошел. Но Андрей доказывает снова и снова, кто ему действительно важен.

Волков рядом, жмет к себе, и сердце постепенно успокаивается. Я даже злюсь на себя за то, что ощущаю это умом непостижимое равновесие. Не замечаю, как легко и просто засыпаю рядом с ним.

Андрей несколько раз измеряет мне температуру. Позже я ухожу в ванную, потихоньку умываюсь и принимаю душ. Он рядом. Такой заботливый.

— Что за царапина на твоей роже? — Приползаю обратно к кровати.

Помогает, утешает, лелеет.

— Тебе не кажется, что ты не должна быть такой грубой?

— Нет, ты козел. С козлами только так. Ты мне всю жизнь испортил. Из-за тебя я заболела, — уже просто капризничаю.

— Рожу, как ты выражаешься, Жанночка, мне расцарапала моя несостоявшаяся любовница. За то, что я ее сначала позвал, потом не захотел. Она пыталась выбить признание, из-за кого это, но я не сказал.

Мы снова лежим в кровати. Мне намного лучше. И отчего-то я позволяю этому недоразвитому идиоту, от которого мое сердце бьется словно птица в клетке, обнимать себя. И это так хорошо, как будто мне не давали дышать и вот наконец я вырвалась из подземелья и дышу, дышу, дышу…