Мой плохой мальчик

Зачитавшись биографией Волкова, я не сразу замечаю подошедшую к столу Лену.

Дернувшись, будто пойманная с поличным, я тут же откладываю его папку.

— Ай, блин, опять я забыла про этого Волкова. Перевелся же, а я никак не изменю в компьютере его данные, все времени нет.

— Ага, — отвечаю как бы невзначай, — он ко мне в группу перешел, поэтому я просто глянула, что да как, — зачем-то оправдываюсь.

И пусть в моей группе еще двадцать человек, до которых мне нет дела.

— Знаю, Жанночка. Он к тебе и на живопись, и на рисунок, и на скульптуру — на все твои предметы.

— Отлично, значит будем учить.

Встаю. Я хочу сказать что-то еще, но горло перехватывает от понимания, как часто нам с этим выскочкой придется видеться. В голове царит полный сумбур.

— А кофе? — удивляется Леночка.

— Ах да! — Выпиваю залпом всю чашку.

Закашлявшись от горячего напитка, морщусь, неприятное ощущение в горле лишь усиливается.

Глава 3

В кабинете светло, тепло и уютно. Мольберты стоят в шахматном порядке. Ребята прикололи листы, разложили принадлежности и ждут моих указаний. Я люблю делиться знаниями и получаю удовольствие от того, что некоторые ученики благодаря мне начинают выдавать шедевры. Все нормально. Все хорошо. В кабинете тишина, первокурсники внимательно слушают.

— Одно из важных правил — учиться на примере других мастеров. Художники разных эпох постоянно использовали чужие элементы и очень часто получали нужный результат. Шедевры мировой живописи — это необъятное поле для экспериментов.

— Вы предлагаете нам срисовывать?

Откуда у девятнадцатилетнего пацана такой глубокий, томный, пропитанный эротизмом мужской голос? Перед зеркалом он, что ли, тренируется? Мне даже не нужно поворачиваться, чтобы понять, кому этот голос принадлежит.

С самого начала занятия я нарочно ни разу не взглянула на Волкова. Я решила, что это табу. Но, передвигаясь по кабинету, чувствовала его внимание.

Зря я смотрю на зеркальный шкаф у противоположной стены. В нем наши взгляды случайно встречаются. Сегодня на моем студенте синяя толстовка, она подчеркивает цвет его глаз, так они кажутся почти ультрамариновыми. И я не могу понять, как это возможно. Ну не бывает таких ярких глаз.

— Я предлагаю поднимать руку, Волков, вместо того чтобы кричать вопрос с места.

— Я поднимал. Но вы меня проигнорировали.

— Да, я свидетель.

— И я видел.

— И я.

— Жанна Кирилловна, Волков не врет.

Его поддерживают остальные студенты, и я, выдохнув, пытаюсь подавить растущее в груди раздражение. У меня была такая хорошая группа до появления в ней этого наглого субъекта. На работе я придерживаюсь делового стиля и при этом всегда ношу юбки. С юности не люблю брюки и никогда не позволяю себе выглядеть плохо или неженственно. Это мой личный пунктик. Так я ощущаю себя счастливее. И, тщательно отглаживая белоснежную блузку, я успокаиваюсь после очередного скандала с мужем. Когда Юра с похмелья, его все раздражает, а я, уткнувшись в зеркало на нашем трюмо, рисую стрелки на глазах, так мне легче.

Но в данный момент узкая юбка-карандаш кажется злом номер один, потому что в отражении я вижу, как один наглый пацан не скрываясь пялится на мой зад.

Делаю вид, что вся эта чехарда с вопросом Волкова меня не касается, и возвращаюсь к теме занятия.

— Давайте представим, что у вас есть нарисованный эскиз, но вы еще не знаете, как правильно управлять цветовой гаммой.

Волков снова поднимает руку. И я не могу не дать ему слова, поэтому, присев на край столешницы и скрестив на груди руки, киваю и наклоняю голову к плечу.

— Я понял, Жанна Кирилловна. Это довольно-таки частая проблема, ведь сколько хороших работ испорчено студентами, неправильно подобравшими цвета. Ну и для решения можно поискать похожие примеры у мастеров.

У него умные глаза и хорошо поставленная речь. И это тоже отчего-то выводит меня из равновесия. Лучше бы он был просто глупым и озабоченным. Вон как Семененко, который вообще меня не слушает и заглядывается на грудь Горбачевой. Правда, подобающе будущему художнику заглядывается: тихонечко ржет и зарисовывает сиськи одногруппницы на листочке. А Волков вместо «похерено», говорит «испорчено».

— Молодец, Волков, — выдавливаю из себя силой. — А теперь давайте попробуем написать осеннюю композицию. Предлагаю выбрать один доминирующий цвет, а затем дополнительный цвет для акцентов. Например, охру использовать как фон, а горчичный или медовый как дополнительный цвет — для выделения основных элементов картины. Катюшенька, раздай, пожалуйста, цветовые схемы. — Прохожу между рядами мольбертов.

— А почему я — Волков, а Орлова — Катюша? — шепотом интересуется мой студент, когда я вынуждена застрять возле одного из шкафов рядом с его мольбертом.

Нервничаю, никак не могу найти нужные, обещанные студентам схемы.

Распсиховавшись, дергаю все ящики подряд. И, пошатнув шкаф, не замечаю, что стоящая наверху коробка с предметами для натюрморта: посудой, сложенной бумагой, пластиковыми фруктами, сосудами — грозится упасть мне на голову.

— Аккуратнее, Жанна Кирилловна, прибьет ведь. — Подскакивает — единственный из студентов! — Волков.