Мой плохой мальчик

Так делать нельзя! Это против правил! Но я дошла до такого состояния, что уже не соображаю, что делаю. И это повод…

Это надежда. Способ узнать о Волкове хоть что-то. Поэтому, ворвавшись в кабинет и набросившись на секретаря, я смотрю на нее как смотрят на врачей, изучающих в этот момент твои плохие анализы. Не доктор виноват, что ты умираешь. Но весь спрос именно с него.

— Почему у меня в журнале вычеркнут студент?

— Кто? Где? Группа какая? Жанна, ты полегче, заболела, что ли, не пойму, — хмурится секретарша, параллельно работая на компьютере. — Слышала, что с мужем какие-то проблемы, ну так все равно надо держать себя в руках. Я чуть в штаны не напрудила, так ты по стене ручкой жахнула. Ремонт будете делать всей кафедрой, — смотрит на стену, — вмятина осталась.

— Речь идет о студенте Волкове. У меня сейчас пара в его группе. Я пытаюсь выяснить, что случилось.

— Так он выбыл. Перевелся в другой вуз. — Продолжает работать, щелкая по клавишам, перенося информацию с листика на столе в компьютер.

— Почему меня не поставили в известность? — чересчур порывисто.

Не могу угомониться. Просто какое-то эмоциональное недержание.

— Жанна, ну блин, ты прости, конечно, но ты же не проректор и даже не куратор их группы. Просто замазюкай его корректором, и все.

У меня начинают дрожать руки. От нервного напряжения глаза наполняются слезами. Я почти чувствую, как к горлу подкатывает настоящая истерика. Мне нужно к врачу. Попить какие-то витамины, может быть, даже антидепрессанты. Со мной что-то не так. Я умудрилась за короткий срок так сильно в него влюбиться, что теперь не контролирую свое поведение. Мне больно. Мне плохо. И раз в деканате говорят, что он выбыл, значит он и вправду выбыл.

— Замазать его корректором? — выходит истошно, совсем дурным голосом.

— Ну хочешь, заклей его бумажечкой.

Мне надо сесть, перед глазами начинают расти темные пятна, поглощая лицо секретарши.

— Разве можно так переходить? Посреди семестра?

— Перейти в другое учебное заведение имеет право каждый студент, если у него есть причины или желание сменить специальность. Существует отдельный приказ Минобрнауки, в котором полностью расписан порядок и условия перевода студента университета или института в другое учебное заведение.

Я все же падаю на стул. Начинаю трогать ее бумаги.

— А как же сессия? Я вот помню, когда моя сокурсница переводилась, ей разрешили только с нового года. Сессию в нашем институте закрыть и только потом уходить. А тут месяц учили-учили… Всего ничего проучился и уже перевелся. Куда перевелся-то?

— Теоретически, Жанна, перевестись можно в любое время в течение учебного года, главное, чтобы отсутствовала неуспеваемость. Ну и плюс там должно быть свободное место.

— Да это какая-то ошибка! Не могли его перевести! Есть же строгие правила!

— Жанна, ты знаешь, кто у него папа? — поворачивается и смотрит на меня поверх очков. — Нашлись и место, и возможность. Иди уже на пару. И не дури мне голову. Сдался тебе этот Волков.

Медленно кивнув, я встаю. Впиваюсь пальцами в спинку стула и зависаю на несколько секунд, пытаясь собрать остатки разума и самоуважения — довольно уже позориться. С трудом отрываю негнущиеся ноги от пола и в полной прострации иду к двери.

Глава 34

Известие о том, что я больше никогда не увижу Волкова, напоминает удар по голове. Помню однажды, совсем еще маленькой, я упала с качелей. Тогда у меня в черепной коробке будто на время выключили свет. И это не то ощущение, когда у тебя заболел живот или зуб и ты гадаешь, какое лекарство выпить, дабы избавиться от проблемы. Здесь все иначе: становится темно, хоть глаз выколи. Все! Больше ничего нет.

Вот и сейчас в голове стоит такой звон, что уже и не важно, куда идти.

Поэтому я медленно, по стеночке, перемещаюсь в медпункт. Там мне мерят давление.

— Жанна, ты чего это? Ты ешь вообще? Очень низкое давление, я представляю, какой гемоглобин. Я тебе сейчас помогу, но ты давай это, заканчивай дурью маяться. Диета, что ли, какая импортная? Не пойму. Больные бабы никому не нужны. Особенно мужикам. Уши заложило? Руки немеют? Затылок ноет?

— Ага.

— Полежи на кушетке.

— У меня пара.

Спорю, но ложусь. Прямо в обуви укладываюсь на кушетку.

— Сейчас Леночке в деканат позвоню, пусть за твоими кто-нибудь с кафедры присмотрит. Ты сейчас сознание потеряешь. Лучше не станет — скорую вызову.

— Я в порядке. — Переворачиваюсь на бок, подтягиваю к груди колени.

— Анализы сдать надо, Жанна. Я настаиваю.

Кивнув, закрываю глаза. Даже плакать уже не получается.

Я потеряла его. Упустила моего любимого мальчика. Сама виновата.

Просто лежу, томлюсь, и постепенно голову отпускает. Тиски разжимаются, и сердце бьется ровнее.

Из медпункта ползу в аудиторию.

Кое-как доработав день, иду домой. По дороге на остановку меня догоняет Александра.

— Жанна, ты как? Ты заболела, что ли? — Обнимает. — Я понимаю, Юра натворил дел. Ты из-за него с ума сходишь, но у тебя же сын. Подумай о сыне. Ты же таешь на глазах.

— Я думала, мы в ссоре.