Мой покойный муж (СИ)

Этард смотрел на меня и ждал.

Но я только отчаянно замотала головой. Знала, что говорить о таком страхе нельзя. Бояться нужно, а говорить нет.

— Я тебя не трону, — сказал Этард. — Просто ложись и спи. Сегодня был тяжелый день.

— Нет, так нельзя! — вскрикнула я, понимая, что с мужем нельзя спорить. Но ведь и делать так нельзя. — Мы должны стать мужем и женой на самом деле.

— Переспать? — спросил он. С усмешкой. Мне показалось, он издевается надо мной.

У меня дрогнул подбородок.

— Закрепить наш союз на брачном ложе… — попыталась я шепотом.

Он заржал. В голос, очень обидно. Словно то, о чем говорю я — несусветная чушь.

Потом, отсмеявшись вдруг резко, провел ладонью по лицу. Вздохнул, почти со стоном.

И вдруг подался ко мне, совсем близко.

Меня разом затрясло, я зажмурилась. Он замер, я чувствовала его дыхание на своем лице.

— И как ты себе это представляешь? — спросил он. — Ты снова лишишься чувств, а я тихонько трахну тебя, пока ты не дергаешься? Ты даже не почувствуешь, так удобно. И тогда все будет, как надо?

Едкая желчь в голосе.

— Простите, милорд… — только и смогла выдавить я.

Он выругался. И отстранился, потом и вовсе встал с постели.

— Раздевайся и спи, — сказал холодно. — Я вот тут, на диванчике.

— А если завтра утром придут, захотят узнать… — у меня дрогнул голос.

— Я им скажу, что все отлично. И ты… — усмехнулся, — вела себя, как подобает.

— Но как же… А если они хотят увидеть простыню?

— Простыню? Зачем? — удивился он, с минуту смотрел на меня озадаченно. — Кровь? Что на момент свадьбы ты была девственницей? Не бойся, не в этом доме. Здесь этим никто не страдает.

— Вы не может так говорить. Не можете знать…

Он вздохнул. Взял нож и шагнул ко мне.

Я чуть было не заорала, даже рот зажала ладонью. Сжалась.

Но он только откинул одеяло. Полоснул ножом по своей ладони… несколько капель упало на простыню.

— Кровь, — сказал он. — Ты довольна? Теперь спи.

Я сжалась в клубок тогда, не спала всю ночь. Думала, лучше бы он уже сделал все как надо, и было бы спокойнее. Все равно ведь придется. Лучше сейчас. Ожидание хуже смерти. Неизвестность хуже…

Он говорил потом, что эту свадьбу вовсе не хотел… да в гробу он видал и свадьбу, и меня в качестве жены. Но так вышло, что его прижали… было за что. Сказали, что либо он остепенится, заведет семью и будет вести себя тихо, либо лишится головы. Выбор не богатый.

О том, за что, я узнала от его матери. Потом… куда позже. Он увел у Джона, тогда еще принца, его любовницу. И девка-то была случайная и «так себе», и долго бы не продержалась, надоела бы Джону. Но принц не стерпел.

Глава 4. О том, как сложно спорить со взрослым сыном

— Миледи, сэр Кристофер Муррей ожидает вас!

Кит стоит у окна. Жесткая складка между бровей, плотно сжатые губы. Он знает.

— Мама? — поворачивается ко мне. — Ты уже знаешь? Ты ведь для этого здесь?

У него на столе — вскрытое письмо.

— О твоем отце? Он просил меня поговорить с тобой.

— Он не виновен!

Кит убийственно серьезен, настолько, что одновременно хочется рассмеяться и расплакаться.

— Кит… — я подхожу к нему, хочется обнять или тряхнуть, я не знаю. — Кит, ты ведь знаешь, почему его обвиняют?

Он поджимает губы — упрямо, хмуро, совсем как Этард, сейчас это сразу бросается в глаза…

— Из-за Майрет, — говорит тихо, смотрит на меня. — Мне Макинтайр написал. Но это неправда.

Глухо и почти отчаянно.

Так искренне, что я слегка теряюсь.

— Кит, ты разве не знаешь своего отца?

Да, согласна, мне самой это кажется как-то слишком, но я не могу отрицать факты.

— Знаю. Но нет.

Упрямо.

— Почему?

Вдруг мысль проскочила — что если Кит что-то знает? Такое, что могло бы все изменить. Не то, чтобы я сильно сочувствую Этарду, он сам виноват, но… что если не виноват?

Кит только хмурится.

— Не с Майрет, — говорит он. — Нет, это невозможно. Она… Нет.

И это все. Стоит, сжав зубы, желваки играют на скулах.

— Кит, если ты что-то знаешь, то лучше сказать. Вдруг это как-то можно использовать. Поговорить с Горданом…

— Нет. Я не знаю ничего. Просто Майрет не могла…

Он запинается. Губы поджимает. Его лицо идет красными пятнами.

Майрет?

Та-ак!

Кит, твою мать! Да что же вы творите все? Ему даже говорить ничего не надо, все так отчетливо написано на лице. Здоровый, вроде, парень, разумный, на войне побывал. А врать так и не научился. Глаза всегда выдают его однозначно. И пылающие уши.

Я смотрю на него и не знаю, что делать теперь.

И честно, прямо смех разбирает, потому, что Кит все еще верит, что я не поняла.

— Надеюсь, ты-то хоть с ней не спал? — говорю я, мысленно закатывая глаза.

Он дергается, словно от пощечины, так испуганно, что становится парня жаль.

— Мама! Нет! Что ты говоришь?! Мы никогда!

«Мы».

— И давно у вас роман? — говорю я.

Глаза Кита становятся совсем круглыми от ужаса.

— Нет! У нас ничего не было! Я бы никогда… я… Я просто люблю ее, но…

Совсем отчаянно.