Мой полицейский

Но она вовсе не была нелепой. Тонкая ткань насыщенного пурпурного цвета не слишком гармонировала с моей блузкой в цветочек, но идеально сидела на моих бедрах, и длина была ровно по колени. Я не снимала ее весь день, даже когда моя юбка высохла. Я забрала ее домой и повесила в шкафу рядом со свадебным костюмом Тома. Джулия никогда не просила меня вернуть ее, и она до сих пор хранится у меня – аккуратно лежит в нижнем ящике.

Следующим вечером я вернулась домой поздно, потратив несколько дополнительных часов на подготовку к следующему учебному дню. Я закинула корзину в угол кухни, завязала фартук, бросилась чистить картошку и обваливать в муке кусочки трески на обед. Когда наре́зала рыбные чипсы и погрузила их в воду, я посмотрела на часы. Полвосьмого. Он приходил домой к восьми – значит, у меня есть полчаса, чтобы привести себя в порядок, поправить волосы и сесть почитать.

Вскоре, однако, я обнаружила, что притворяюсь, будто читаю, потому что мой взгляд все время падал на часы на каминной полке. Четверть девятого. Половина. Без двадцати девять. Я положила книгу и подошла к окну, открыла его и, наклонившись, посмотрела вверх и вниз на улицу. Когда не увидела никаких признаков Тома, я приказала себе не делать глупостей. Быть полицейским – это не работа с обычным графиком. Он говорил мне это достаточно часто. Однажды он опоздал больше чем на шесть часов. Он пришел с синяком на щеке и ссадиной над глазом. «Подрался в “Ведре с кровью”, – довольно гордо объявил он. – Нужно было обыскать это место, и все пошло наперекосяк». Должна признаться, мне нравилось лечить его раны, приносить таз с теплой водой, добавлять каплю деттола[75], намачивать в воде кусочек ваты и нежно прикладывать его к коже, как делает хорошая няня.

Сегодня будет нечто подобное, сказала я себе. Ничего не произойдет такого, с чем он не мог бы справиться, не о чем беспокоиться. Возможно, я даже смогу снова его покормить, когда он вернется домой. Я положила рыбу обратно в холодильник, поджарила себе несколько кусочков, поела в одиночестве и легла спать.

Я, должно быть, очень устала, потому что, когда проснулась, уже начало светать, а Тома так и не было. Я вскочила и поспешила вниз, окликнув его по имени. Он мог прийти поздно и заснуть в кресле. Такое тоже случалось раньше, напомнила я себе. Но только в гостиной не было Тома, не было и туфель у двери, и куртки на вешалке. Я бросилась обратно наверх и натянула платье, которое бросила на пол накануне вечером. Выйдя из дома, я собиралась пойти в полицейский участок. Но, когда неслась по Саутховер-стрит, поняла, что мне следовало надеть жакет: еще не было и шести и было холодно. И я передумала. Представила голос Тома: «Зачем ты это сделала? Хочешь, чтобы меня называли подкаблучником?» – и решила попробовать дойти до его матери. Вышла я, правда, с ключами в руке и без денег на автобус. По крайней мере, она жила в получасе ходьбы отсюда. Я побежала и, когда добралась до конца улицы, обнаружила, что вместо этого поворачиваю к набережной. Хотя мой разум еще не проснулся, мое тело, казалось, знало, что делать. Понимаешь, я знала, где он. Я все время знала. Он остался на ночь – на всю ночь – с тобой. Он даже не удосужился придумать какое-нибудь оправдание. Том был в твоей квартире.

Я мчалась по «Марин-Параду», то ускоряя, то замедляя шаг, а в боку нарастала боль. Моя ярость была невероятной. Если бы в тот момент Том появился передо мной, не сомневаюсь, что ударила бы его несколько раз и назвала бы всеми известными мне словами. На бегу я даже представляла, как делаю это. Я была слишком взволнована. Мне не терпелось добраться до вас обоих и избавиться от своего гнева. Это был не просто гнев на тебя и Тома. Я также потеряла Джулию, которая рассказала мне свой секрет, и теперь она не могла мне доверять и была права. Я потерпела неудачу как подруга, я видела это даже тогда. И потерпела неудачу как жена. Я не могла заставить мужа желать меня.

Примерно на полпути меня осенило: я могу сказать, что ухожу от Тома. В конце концов, у меня была работа. Я могла позволить себе небольшую квартиру, свою собственную. Не было детей, о которых следовало бы думать. Я бы отказалась от своих страданий. Я просто уйду. Это научит его. Некому готовить и убирать. Некому гладить его проклятые рубашки. Мысль о рубашке, которую ты ему купил, заставила меня побежать. В спешке я чуть не сшибла старика, так сильно ударила его по руке. Он закричал от боли, но я не остановилась и даже не оглянулась. Я должна была добраться до твоей квартиры, найти вас и объявить о своем решении. Терпения больше не было.