Тем сильнее я чувствовала одиночество в те дни, когда Кирилл пропадал. Это случалось периодически и без предупреждения. Бывало, что он не звонил и не писал несколько дней, в то время как я сгорала от безделья и напряжения.
Какая-то странная тоска нападала на меня в дни вынужденного одиночества. Я лезла на стену, не имея возможности увидеть его, услышать звук его приятного уверенного голоса.
Он стал наркотиком для моего мозга, и я дико нуждалась в дозе. В такие дни я становилась жутко раздражительной, не хотела ни с кем общаться и срывалась на всех, кто попадался под руку.
Раньше я всегда считала себя уравновешенным человеком, но теперь со мной творилось что-то нездоровое.
Когда мы встречались после трехдневной разлуки, я очень остро чувствовала напряжение между нами. Если Кирилл случайно дотрагивался до меня, поддерживал за руку или наши пальцы встречались на корешке очередной книги, которую он мне давал, мне казалось, что заряды тока проходят по моей коже.
Я с трудом подавляла желание удержать его руку или самой дотронуться до него. Все тело покрывалось мурашками, а соски предательски вставали под майкой.
Я очень надеялась, что он не замечает моего помешательства, но с каждым днем скрывать его становилось все сложнее и сложнее.
Как-то раз мы задержались в парке до позднего вечера. Было ветрено. Тогда Кирилл снял с себя джинсовую куртку и надел мне на плечи. От его прикосновения к моим рукам даже через плотную джинсовую ткань в голове все затуманилось.
Я почувствовала странную тяжесть внизу живота. В это время писатель о чем-то меня спрашивал, поэтому моя минутная слабость не смогла укрыться от него. Он лишь ухмыльнулся и пощелкал пальцами моим перед лицом:
– Сосредоточься, девочка. Не отвлекайся. – Он с насмешкой посмотрел в мои полуприкрытые глаза.
О боже! Он все понял и теперь смеется надо мной! Мои щеки вспыхнули. На секунду мне показалось, что выражение его лица немного смягчилось. Но он тут же продолжил говорить о том, на чем мы остановились.
Весь оставшийся вечер я была сама не своя и тайком вдыхала аромат его куртки, когда он отворачивался или увлеченно рассказывал о чем-то.
Мне казалось, он тренирует меня или, лучше сказать, дрессирует.
Натаскивает, чтобы я могла с легкостью отыскать скрытый смысл любого произведения искусства.
Он унижал, оскорблял меня или просто игнорировал в случае неудачи и соглашался, если я была на правильном пути.
Фраза «да, согласен с тобой» стала наивысшей похвалой для меня. Что он делал со мной? За каких-то полтора месяца я превратилась из вполне довольного жизнью преподавателя и блогера в вечно нервную, неудовлетворенную и озабоченную... Так кем же я стала?
Глава 13. КИРИЛЛ.
Узнать ее имя оказалось совсем не сложно. На самом деле она сама дала все карты в руки. Малышка сказала, что она преподаватель. Я зашел на сайт университета и нашел ее в нужном разделе. Девочка смотрела на меня с фотографии своим робким и наивным взглядом.
Я и не надеялся, что мне так быстро повезет отыскать объект для своего нового исследования. Но, мать твою, повезло необычайно! Девочка была не простой невинной овечкой, она оказалась настоящим ценителем литературы.
Тогда, в кабинете декана, я с трудом сдерживался, чтобы не выказать свою истинную заинтересованность, но мне нужно было сдерживаться до поры до времени, чтобы не спугнуть мою нежную пташку.
Женщины всегда хотят того, чего не могут получить, поэтому мне не составило труда заронить в этой наивной душе искренний интерес к своей персоне.
Она не была похожа на тех женщин, с которыми я обычно имел дело, – слишком робкая, слишком пугливая и слишком доверчивая.
Я чувствовал себя охотником, который следует по пятам за прекрасной молодой ланью. Терпеливо наблюдал, как она пряталась в зарослях, выжидал, пока пойдет на водопой.
Искал подходящий момент, чтобы выпустить в нее свою стрелу. Мне нужно было ранить ее душу, обездвижить волю, чтобы потом подобрать не сопротивляющееся тело и отнести к себе в хижину.
Несколько раз я всерьез думал отменить свой дьявольский план, однако ее доверчивость и слепая наивность разожгли во мне такое адское пламя, что я уже был не в силах его потушить.
Смотрел на ее чистое, правильное и такое сосредоточенное лицо, робкие губы, послушно пересказывающие строки поэмы.
Разглядывая ее нежный розовый ротик, я гадал, какого цвета ее другие губки, те, что скрыты от меня под одеждой. Такие же розовенькие и невинные?
Интересно посмотреть, как они, наливаясь возбуждениям, начинают краснеть. Представляя все это, я прикрывал глаза от удовольствия, стараясь сохранить невозмутимый вид.
Моя маленькая послушная ассистентка и не догадывалась, какая порочная тьма скрывается в ее новом боссе.
Мне нравился ее упрямый вздернутый носик, задорно взмывающий вверх, когда она осмеливалась поднимать на меня взгляд.
Не мог понять, почему сердце сжималось от непонятного трепета, когда я видел ее, спешащую мне навстречу, возбужденную от предстоящего общения.
В такие моменты я мысленно одергивал себя, не давая странным новым ощущениям завладеть моим разумом.