БРИГАДИР. Ришельевская шесть, квартира семь?
ЖИЛЕЦ. Да.
БРИГАДИР. Ну?
ЖИЛЕЦ. Что?
БРИГАДИР. Будем хоронить?
ЖИЛЕЦ. Кого?
БРИГАДИР. Что значит «кого»? Кто должен лучше знать, я или ты? Ну, не валяй дурака, выноси.
ЖИЛЕЦ. Кого?
БРИГАДИР. У меня люди. Оркестр. Пятнадцать человек живых людей. Они могут убить, зарезать любого, кто не вынесет сейчас же. Маня, прошу.
ЖИЛЕЦ. Минуточку, кто вас сюда прислал?
БРИГАДИР. Откуда я знаю? Может быть, и ты. Что, я всех должен помнить?
ТРОМБОН. Миша, тут будет что-нибудь, или мы разнесем эту халабуду вдребезги пополам. Я инвалид, вы же знаете.
БРИГАДИР. Жора, не изводите себя. У людей большое горе, они хотят поторговаться. Назовите свою цену, поговорим как культурные люди. Вы же еще не слышали наше звучание.
ЖИЛЕЦ. Я себе представляю.
БРИГАДИР. Секундочку. Вы услышите наше звучание – вы снимете с себя последнюю рубаху. Эти люди чувствуют чужое горе, как свое собственное.
ЖИЛЕЦ. Я прекрасно представляю.
БРИГАДИР. Встаньте там и слушайте сюда. Тетя Маня, прошу сигнал на построение.
БРИГАДИР
Теперь вы, Маня. Что вы там варите на обед, меня не интересует, но от вас каждый день пахнет жареной рыбой. Переходите на овощи или мы распрощаемся. Прошу печальный сигнал.
ЖИЛЕЦ
БРИГАДИР. Может быть, но нас это не касается. Я пятнадцать человек снял с работы. Я не даю юноше закончить консерваторию. Мадам Зборовская бросила хозяйство на малолетнего бандита, чтоб он был здоров. Так вы хотите, чтоб я понимал шутки? Рассчитайтесь, потом посмеемся все вместе.
ТРОМБОН. Миша, что вы с ним цацкаетесь? Дадим по голове и отыграем свое, гори оно огнем!
БРИГАДИР. Жора, не изводите себя. Вы же еще не отсидели за то дело, зачем вы опять нервничаете?
ЖИЛЕЦ. Почем стоит похоронить?
БРИГАДИР. С почестями?
ЖИЛЕЦ. Да.
БРИГАДИР. Не торопясь?
ЖИЛЕЦ. Да.
БРИГАДИР. По пятерке на лицо.
ЖИЛЕЦ. А без покойника?
БРИГАДИР. По трешке, хотя это унизительно.
ЖИЛЕЦ. Хорошо, договорились. Играйте, только пойте: в память Сигизмунд Лазаревича и сестру его из Кишинева.
БРИГАДИР
ЖИЛЕЦ. Нет, это только что. Это мой сосед Сигизмунд Лазаревич. У него сегодня был день рождения.
Нормально, Григорий! Отлично Константин!
Мы с приятелем выиграли торт в доме отдыха. Нас с ним никуда не пустили. Несогласованность, знаете, дарят одни, за чистотой следят другие. Но мы с другом выпили по сто и поняли, что награждают одни, убирают другие, а мы намусорим. На коленях съели, только костюмы испачкали, и все.
Пальто мне заказали с воротником. Отобрали мы у ателье это пальто. Хотели им обратно насильно вернуть. Вплоть до мордобоя, чтоб обратно забрали они это пальто себе. У меня фигура и так неважная, а в пальто в трамвай не могу войти, место уступают, без очереди пропускают, плакали вслед две женщины, которые мужей потеряли, и на воротнике такой мех, что от медведя остался, когда всю шкуру уже поделили.
Хотели им насильно вернуть – их больше, не хотят они. Выпили мы с Григорием по двести, надел я пальто: «Смотрится, Константин». А что, нормальное, говорю… Они же объяснили, что этот заболел, а там подкладка, усадка, девочки молодые шьют, а на семьдесять рублей никто не идет.