– Не знаю, – пожал плечами Ян и впервые за вечер расслабился. Откинулся на спинку дивана. – Я спрашивал пару раз, почему она не хочет вступить в ряды Хранителей, пусть и без меня. Но она молчит, как партизан.
– Молчать – это у вас это семейное, – поддела я, но Бранище не обиделся. Только губы кривил.
– Похоже на то. Но это её выбор, и я её не достаю. Правда, Марту уже не раз пытались весьма настойчиво вербовать.
Сразу вспомнился Мишка с его горячими речами об «обеспечении безопасности» и прочих достоинствах пополнения рядов доблестных блюстителей книгопорядка.
– А я? Мне, выходит, тоже лишний раз не стоит пересекаться с Хранителями равновесия?
Бранов задумчиво потёр подбородок с едва наметившимся налётом щетины.
– Попытаться затянуть в своё болото они тебя точно попробуют. Свежая кровь лишней не будет. Но если это то, чего ты хочешь… – равнодушно скривил губы он, но я видела – играет. В глазах так и застыла тревога, а значит… ему не всё равно?
– Ещё чего! – подбоченилась я. – Провести жизнь в охоте за книжками? Нет уж, увольте. Поймают тварь из «Императора», и я вернусь к нормальной жизни. Может, учёбой займусь, наконец.
Ян ободряюще улыбнулся. Расслабленно засмеялся, назвал боевой синицей. Правда, тут же огорчённо цокнул и поднялся.
– Об учёбе ты верно сказала. Иди отдыхать, Мика. Сложный день выдался.
Пока я выбиралась из кресла и сгребала в охапку одеяло с подушкой, Ян подтянул журнальный столик к дивану и откинул крышку ноутбука. Я же замерла, в нерешительности глянув на пугающий темнотой дверной проём спальни.
– А ты спать не будешь?
– Нет, – ответил аспирант, и приветственный звук операционной системы огласил квартиру. – Раз проснулся, поработаю. Много всего накопилось.
Я нехотя пошаркала из гостиной. Но чем ближе подходила к спальне, тем выше поднимал голову страх. Прямо дух вышибал.
Трусиха? Ага. Но поглядела бы я на смельчака, что после тела, растерзанного слугой Хаоса, смог бы спать и видеть во сне единорогов.
– Слушай, – уверенно вернулась я к креслу, – если ты не возражаешь, я тут останусь.
Кинула подушку, встряхнула одеяло и уселась, накрывшись по самый подбородок.
– Уверена? – озадаченно уставился на меня Бранов.
Я кивнула и состроила самую жалостливую физиономию, какую только смогла.
– Если не буду тебе мешать…
– Главное, чтобы я тебе не мешал, – поднялся Ян. – Тогда перебирайся на диван.
И что же? Ни издёвок, ни намёков на трусость? Он что, идеален?
Лучась от счастья и благодарности, я одним прыжком перебралась на диван. Пока взбивала подушку и воевала с одеялом, Ян уже вновь с умным видом уставился в экран. Пальцы запорхали над клавиатурой.
– И что ты там делаешь? – тихонько спросила я, когда любопытство достигло пика.
– Работку одну, – не отрываясь, пробормотал Бранов.
– Фрилансишь на досуге?
– Приходится.
Я замолчала и прикрыла глаза. Мерное щёлканье клавиш убаюкивало, а может, присутствие в комнате Яна действовало так умиротворяюще? Или наши ауры чудесным образом взаимодействовали и оттого так хорошо? Неизвестно.
Но я, засунув руки под прохладную подушку, зевнула и наконец расслабилась.
Занятая странноватыми размышлениями о радиусе среднестатистической человечьей ауры, последнее, что запомнила, как невнятно спросила у Яна, вернулись ли к нему прежние чувства?
– А разве не заметно? – аспирант особенно звучно клацнул по клавиатуре.
– Ни капли, – пробормотала я, не открывая глаз. – Сложно понять, о чём ты думаешь и что чувствуешь на самом деле.
На мгновение всё стихло. Или это сон завладел мной? Поэтому, зарывшись в одеяло по самые уши, на Брановское:
– И я не пришла.
А перевалившись на другой бок и будучи явно в полусне, вдруг призналась:
– Хоть бы так всё и осталось. Ты слишком приятно пахнешь.
Глава 3. Оксана задает вопросы
Проснулась я с первыми Брановскими шагами. Аспирант с раннего утра бродил на цыпочках туда-сюда. Гремел в кухне посудой, шумел водой и, кажется, всеми электроприборами, что нашлись в доме, кроме пылесоса.
Вот она, мифическая утренняя активность, достойная восхищения! И как он это делает? Не спал ведь всю ночь.
Зевая, я выбралась из одеяла. Унесла в спальню белье, аккуратно сложила и поплелась в ванную. Аура больше сюрпризов не подкидывала и, похоже, вернулась в привычное для меня состояние.
– Разбудил? – заволновался Ян, стоило мне показаться на кухне.
– Нет, что ты, − плюхнулась я на стул, сдерживая зевок. − Я всегда встаю с первыми лучами солнца.
За окном, к слову, властвовала беспробудная зимняя ночь. Судя по завываниям ветра в вентиляционной колонне, вьюжит. Причём нехило.
В такие моменты по утрам на меня частенько нападала грусть. Вся тяжесть бытия словно разом обрушивалась на меня и выдавливала на свет меланхоличного философа. А когда приходил черёд рассуждений о замкнутости жизни современного человека на фазах: работа-дом и дом-работа, Оксанка стонала и врубала первую попавшуюся радиостанцию с попсовыми песенками.
Стыдно признать, но меня отпускало.