Мой препод Укротитель (СИ)

– Терпимо, − Бранов прикрыл глаза, пытаясь распробовать. − Серёга сегодня самого себя превзошёл. Это у тебя просто все рецепторы разом обострились.

– А что не так с моими рецепторами?

Я отставила кружку, размерами с пивную, и с недоумением уставилась на аспиранта. Тот с неземным удовольствием на лице взялся пасту. Разве что котом не урчал, но едва неторопливо прожевал, ответил:

– Такой уж побочный эффект у восстановления ауры. Но это быстро пройдёт. Хотя, если учесть, что с тобой такое впервые…

Аlles! В субботу точно выходной:D

До встречи, дорогие читатели^-^

Глава 3. Тонкое искусство врачевания души

– Такой уж побочный эффект у восстановления ауры. Но это быстро пройдёт. Хотя, если учесть, что с тобой такое впервые…

Глядя на то, как аспирант со странной задумчивостью в тёмных глазах уставился на меня, а затем подозрительно скоро потянулся к кружке, я решительно отодвинула я тарелку.

– Помнится, вы, Ян Викторович, обещали всё мне рассказать.

– Поем сначала, – буркнул тот. Набил полный рот, а я едва зубами не скрежетнула.

Известно, какими путями путь к сердцу мужчины пролегает. Но экспериментальным путём выяснять, как сытый желудок влияет на словоохотливость Укротителей, терпения у меня не было. Потому и вцепилась в руку аспиранта. Да так крепко, что тот даже с вилкой совладать не мог.

– Нет уж, Ян Викторыч, хватит! Сколько можно надо мной издева…

Дыхание в ту же секунду сбилось, а пальцы будто в раскалённом металле утонули. Сознание с громким «юху!» нырнуло в туман, а во мне не осталось ничего, кроме сумасшедшего желания приблизиться. Коснуться лица Яна. Запустить пальцы в его забавно торчащие вихры.

Поймать учащённое дыхание...

– Спокойно, – Бранов палец за пальцем разжимал мою хватку. – Без резких движений, Мика. Дыши. Дыши глубже.

Глаза у него сверкали как у больного лихорадкой. Даже румянец на скулах проступил. Казалось, еще миг, и Бранище сам наплюёт на приличия и ринется мне навстречу. Даже разделявший нас стол не станет ему помехой.

– Ян... – с трудом выдавила я.

Ума не приложу, куда бы делась от смущения, если бы Сергей вихрем не ворвался в зал и не прервал нашу игру в гляделки.

– Ну как? – облокотился он на стол и подмигнул мне. – Полегчало, девица? Полегчало, красавица?

– Ты же говорил, бреши в её ауре незначительные, – вместо меня ответил Бранов, сверля друга возмущённым взглядом. – Зачем со всей силы приложил?

– Лишним не будет, – равнодушно скривил губы Сергей. – Да и я здесь царь и бог, так что вы, дети мои, должны подчиниться властвующему здесь порядку любви и страсти.

– Он шутит, – ввернул Бранов, наверняка заметив панику в моём взгляде. – Ничему не нужно подчиняться.

– Ага, – без тени улыбки согласился разноглазый, – шучу, конечно. Но ты, Браныч, тоже попытался бы пошутить. Разнообразия ради. Так что, Маша, – доверительно склонился ко мне Сергей, – если этот деятель науки начнёт занудствовать, зови меня. Я его быстренько... обработаю.

Ага, и меня с ним заодно.

Я кивнула, но твёрдо решила не позволять местному Амуру к себе прикасаться − если только не буду падать с карниза, – и сунула обе руки под стол.

– Ну, развлекайтесь, – напоследок приказал Сергей и отошёл, а я с облегчением выдохнула и схватила вилку, надеясь хоть так разогнать неловкость.

Минут десять мы с аспирантом синхронно ковырялись каждый в своей тарелке, а затем Бранов совершенно внезапно заговорил:

– Хаос, когда подпитывается, ауру дырявит. Чем серьёзнее прорывы, тем скорее утекает жизненная энергия. Чувства при этом притупляются. Появляется слабость, раздражительность… Но после регенерации, пока раны совсем свежие, ощущения и эмоции чуть-чуть обострены. Это пройдёт, не бойся.

Я поперхнулась. Чуть-чуть?! Страшно представить, что случалось с теми, у кого эти самые ощущения и эмоции до предела обострялись. С грудью наголо на людей кидались?

– Спасибо, что прояснили наконец, − исподлобья глянула я на Бранова.

– Я ведь обещал, – с нерушимым спокойствием на лице ответил он. Правда, глаз от тарелки не отрывал, а шея и скулы его едва-едва начали возвращать естественный телесный оттенок вместо нездорово-розового.

Воспоминания нахлынули внезапно и окончательно меня смутили. Я схватила кружку, зажала нос и глотала целебное питьё до тех пор, пока дыхания хватало.

– Выходит, Сергей эти самые раны в ауре залечивает? – заев вязкую горечь гренкой, наконец обрела я относительную способность говорить.

– Скорее, заштопывает, − поправил аспирант, не отрываясь от еды.

– И это он вот так их…

Я виновато помахала руками, напомнив о нашем с аспирантом таком внезапном держании за руки. Бранов нахмурился и недобро рассмеялся.