Мой препод Укротитель (СИ)

Зачем врала, что о поцелуе забыла, сама не знаю. Сердце колошматилось, как одуревшее. Но аспирант вдруг выдохнул и опустил напряжённые донельзя плечи.

– Да ничего особенного. Хотел извиниться, что не уберёг тебя там, в закулисье. Должен был, а не сумел.

– Пустяки, – наконец позволила себе отвести взгляд и, кажется, только чувства, обострённые вследствие восстановления ауры, не позволяли раскиснуть. – Вы же пошли со мной в «Императора». Это важно.

– Значит, никаких обид? – Бранов подтолкнул меня плечом, и я, как безмозглый болванчик, кивнула.

Пусть выдумка с потерей памяти и была дурацкой поверкой, она принесла плоды. Бранов не напомнил о поцелуе в закулисье. Смолчал.

Вероятно, потому, что стыдился. Или боялся, что на шею сяду.

− Эй, Вознесенская, порядок? Выглядишь так, будто к контрольной не приготовилась.

Бранов с улыбкой наклонился, пытаясь заглянуть мне в лицо, а я остановилась и прикрыла глаза. Высунула нос из шарфа, разрешая ветру коснуться пылающих щёк.

Ян тоже остановился. Совсем рядом! Только руку протяни.

− Мика… − тихо позвал он, а я только сильнее зажмурилась.

Может, всё-таки стоило… может, я упускала единственный шанс? Но шанс на что?

Я окончательно запуталась, но едва открыла рот, чтобы разорвать тугую нить недомолвок между нами, яркий свет ослепил.

Крохотное солнце, превышающее по яркости наше, возникло ниоткуда. Раня темноту раскалёнными добела лучами, оно стремительно разрасталось, образуя сияющую дыру прямо над снежными гладкими наносами. Чуждый зиме обжигающий ветер ударил в лицо.

Хлебнув воздуха, я закашлялась.

– Песок, – зажмурилась, спасая глаза от пыли. – Песок на зубах!

– Песок? – прикрывая ладонью лицо, вглядывался Бранов в вихрь.

Снег и правда переплетался с песчинками и превращался в липкие грязные комья. Но жар понемногу пошёл на убыль. Круговерть унималась. Сияние, сузившись до крохотной точки, сверкнуло и исчезло. Но оставило после себя…

– Что это за твари?

Я во все глаза таращилась на клубки шерсти, копошащиеся в грязной воде и подтаявших снежных навалах. Один из клубков наконец обрёл свободу. Выдыхая столбы пара, острая морда вынырнула на поверхность. Её корёжило. Пасть раскрывалась и неестественно отъезжала в сторону.

Кем бы ни было это существо, похоже, костей у него отродясь не наблюдалось. Вынырнувшая следом за мордой лапа, вывернутая в обратную сторону, это только подтверждала.

Бранов выставил руку, преграждая мне путь, но это и не требовалось. Всё было как во сне, а во сне, в момент опасности тело ноги ни в какую шевелиться не хотят.

Ещё пара вымокших и стремительно покрывающихся ледяной коркой существ показалась из снега. Они были неказистее первого. Словно тот, кто их создавал, плюнул и слепил их наотмашь.

Одному, как мне показалось, даже нижнюю челюсть приладить забыли, и горловое «гах-гах» напоминало скорее звуки заблудившейся отрыжки, но точно не лай.

– Господи боже… – зашептала я.

– Не паникуй. Не беги.

Дрожащий голос Бранова едва ли вселял уверенность. Я затряслась, не в силах оторвать взгляд от уродливых мутантов. Судя по тому, что они продолжали неторопливо выбираться из снега, мы оставались вне зоны видимости.

– Медленно отходим, − выдохнул Бранов. − Назад…

Не произнося ни слова и, кажется, не дыша, я принялась отступать. Ноги передвигались с трудом, словно проржавевшие рычаги, а глаза безотрывно следили за уродливыми псами.

Да, это были псы. Я в этом не сомневалась. Поджарые, напоминающие доберманов, но на полметра выше, они поднимались на лапах. Корёжились и тряслись. Бросались друг на друга со злобным лаем, падали, бились в конвульсиях и пытались подняться вновь, как новорождённые телята.

Шаг, ещё полшага. Только бы не поскользнуться и не упасть. Только бы не заметили, только бы…

*Хрумсь*

Я замерла, с ужасом уставившись себе под ноги. Банка? Грёбаная пивная банка? Да что ж за день-то…

– Ми-ка, – с нечеловеческим осуждением на лице прошептал аспирант, а я слепо уставилась на тварей, уловивших звук, и как по команде развернувших кривые морды.

Ну вот. Появилось непререкаемое право возненавидеть нечистоплотных соотечественников, неспособных воспользоваться урной.

– Надеюсь, ты хорошо бегаешь. Вперёд! − рявкнул Бранов, сжав мою ладонь словно в тисках.

– Я… нет… – только и сумела проблеять, прежде чем аспирант сорвался с места и, увлекая меня за собой, пустился в темноту подворотни. Прямиком через продуваемую семью ветрами размалёванную граффити арку.

Глава 4. Беги или Умри

Псы гнали нас всё глубже во дворы спального района. Если догонят − кричи не кричи… Ни одна живая душа в окно не выглянет. Найдёт дворник поутру растерзанный хладный труп, скорее всего, мой, и дело с концом.

– Не могу… – горло жгло, а привкус металла во рту с минуты на минуту грозился призвать рвоту. – Не-могу-больше-бежать.

Бранов ухватил меня за плечи, хотя и сам дышал с трудом.

– Надо, Маша. Надо.

Но я только головой помотала и опустилась на снег. Мышцы до того свело, что из горла вырвался сдавленный хрип. Одно хорошо, псы оказались ломанными, будто игрушки кукловода, и двигались медленно.