Позже у кого-то в гостях я наткнулась на красочное издание — «Детскую Библию» с очень яркими иллюстрациями. Наверное, я не видела более красивой книги для детей. В восторге я листала ее и рассматривала картинки, не имея времени прочитать текст за пару часов, что мы были в гостях. Я очень хотела, чтобы мне подарили такую Библию. Но в то время вообще было сложно что-либо достать, тем более по невнятному моему объяснению: «Очень красивая книга в голубой обложке». Вдруг, спустя некоторое время, эта книга каким-то чудом появилась у нас дома (я, признаюсь, уже и забыла о ней): просто в один прекрасный день я увидела на одной из книжных полок заветную голубую обложку. Я в восторге прочитала ее всю, и не один раз! Больше всего мне понравилась «приключенческая» история с «хеппи-эндом» про Иосифа, его недобрых братьев, справедливого фараона и толкование снов. Особенно удались иллюстратору «цветные одежды»! Мне была почти понятна зависть братьев…
Росла я в мусульманском городе Ташкенте, в татарской семье. С детства, присутствуя на больших семейных застольях (в семьях, где были живы совсем древние старики), я была свидетелем молитвы ду’а: самый старший из собравшихся читал некоторые аяты из Корана, а затем все присутствующие проводили ладонями по лицу, как будто умываясь. Играя на улице со сверстниками — «узбечатами», я участвовала в другом ритуале: заслышав муэдзина, созывающего на намаз с минарета ближайшей мечети, мы все бросали свои важнейшие дела — выдавливание сока из вишен и тутовника, прерывали игру в мяч или прятки и садились на корточки или на землю! Как только мулла заканчивал свой азан, мы, как ни в чем ни бывало, вскакивали и продолжали играть. И так это все было правильно, так гармонично! Я до сих пор ассоциирую эту прекрасную песнь муэдзина с запахом вишневого сока, теплом асфальта и детской непосредственной покорностью и любовью к Богу.
Когда мне исполнилось десять лет, мы с мамой в поисках лучшей жизни переехали из огромного дома с черешневым садом в Ташкенте в съемную квартиру в московской «хрущевке». Именно тогда я впервые побывала в православном храме. Это был Храм Рождества Пресвятой Богородицы в Крылатском. Уютная церквушка нежно-голубого цвета примостилась на одном из Крылатских холмов, у подножия которого бьет чистейший родник. Мы с мамой ходили к роднику за водой и один раз решили зайти в церковь. Как же там было здорово! Тишина и полумрак подчеркивали важность икон на стенах. Играющее пламя свечей, умиротворяющий аромат ладана, молчаливые люди, стоящие перед иконами (они как будто знали какие-то важные тайны, которых не знала я) — все это казалось таким нужным, важным, правильным… Я стояла ошарашенная, со слезами на глазах посреди зала, смотрела на потрясающе красивые фрески и понимала, что хочу здесь остаться навсегда… Хочу быть христианкой и узнать важные тайны, хочу ставить свечки, осенять себя крестным знамением и, конечно же, за все это попасть в рай…
В последующие годы череда финансовых потерь и неудач сделали домашнюю атмосферу непригодной для проживания, в душах у всех нас поселилась взаимная неприязнь. Мы сдались, сломались, ведь ненавидеть и обвинять друг друга, искать виноватого намного проще, чем попытаться поддержать друг друга своим теплом…
Когда я стала старше, мысли о Боге покинули меня, при шли нелепые грехи молодости, их было так много, что они буквально растворили то светлое, что было когда-то в детской душе. Это не мешало мне надеяться на «чудо», поэтому, когда я однажды (мне было лет 14) нашла на лестнице в подъезде брелок в форме крестика, то немедленно объявила его для себя чудесным талисманом, посланным свыше, и стала прятать его под подушкой, а потом таскать во внутреннем кармане кошелька (он до сих пор живет у меня в кошельке).
Серьезная занятость собственной праздностью не позволила мне поступить в университет после окончания школы (я поступила «автоматом» в МАТИ, но учиться там не пожелала). Стараясь вытащить чадо из болота безделья, моя мама, имевшая кандидатскую степень по экономике и на тот момент преподававшая эту науку в Исламском колледже, записала меня на так называемое «исламское оглашение». Мы изучали арабский язык, читали и учили суры из Корана, проходили фикх — свод норм и правил верного мусульманина, слушали всякие интересные байки и присказки про джиннов. В перерывах между парами читали намаз прямо в аудитории. Из этого обучения, которое должно было длиться два года, я запомнила две вещи: суру Аль Фатиха наизусть и то, что пряди волос не должны выбиваться из-под платка, а то устаз (учитель) сделает замечание и выговор при всей группе. Пожалуй, еще то, что летом в хиджабе действительно жарко!
В следующем сентябре моя жизнь правоверной мусульманки закончилась. Еще несколько раз я бывала в Мемориальной мечети на Поклонной горе, ходила на уроки татарского языка. Помню, как меня поражала белизна стен и всего внутреннего убранства… Красиво… Но безлико. Что, разумеется, логично для ислама, который отрицает какую-либо проекцию от Божественного к личности.