Мой путь в рай

На краю свободной зоны, где толпа поредела, я увидел Флако, своего доброго друга, который ничего не имел против дел с преступниками, как, впрочем, и я, и попросил шофера остановить лимузин. Флако стоял с несколькими торговцами оружием, которые спорили с четырьмя гверильями о цене поношенного защитного телесного вооружения. Один из гверилий снял шлем, и я по огромным, неправильной формы ушам понял, что это химера генетически преобразованный супермен, один из тех, кого генерал Торрес создал в Чили, прежде чем социалисты свергли его режим. Я смотрел, как химера роется в вооружении в поисках лучшего шлема; даже со своего места я видел, что лучший шлем в этой груде он уже пропустил, и мне пришлось подавить желание сказать ему об этом. Но я продолжал смотреть, гадая, найдет ли он его, и отмечая про себя ширину его торса и мощь рук. Небольшого роста, он обладал прочным скелетом. На Гаити вырастили десятикилограммовых боевых петухов со шпорами такой длины, что они легко могут выпотрошить койота, и никто даже брови не поднял. Но когда Торрес объявил, что создает химер, которые смогут жить на других планетах, это сообщение вызвало мятеж в Консепсьоне и революцию в Темуко. Я помню фотографию, которую показал мне крестьянин их Талькуахано: на ней он и другой повстанец улыбались, держа за концы крыльев большое коричневое существо, наполовину летучую мышь, наполовину человека. Он рассказал мне, что убил это существо дубиной в одном из поселков инженеров. Организация Объединенных Наций выразила формальный протест против этих работ в Чили.

Химера наконец заметил хороший шлем в груде и подобрал его. У химеры оказалась широкая приятная улыбка, и я был рад, что он сражается против колумбийцев.

Я помахал Флако. Тот подошел к нашей машине, просунул узкое лицо в окно и поднял бровь, увидев худую женщину.

- Hola [выражение удивления: эй! ну! (исп.)], Анжело. Ты назначаешь свидания мертвым женщинам? - спросил он со смехом. - Отличная мысль. Здорово! Очень разумно!

Я вышел из судна, обнял Флако и отошел, так, чтобы худая женщина нас не слышала.

- Да, - сказал я. - Хорошая добыча для старика. Она не только хороша. Когда я с ней покончу, из нее получится отличное удобрение для моего газона. - Флако рассмеялся. Я протянул ему кристалл. - Сколько он стоит?

Флако повертел его в руках.

- Программа в нем есть?

- Не знаю.

- Может, четыреста, пятьсот тысяч, - сказал он.

- Проверь, пожалуйста, регистрационный код. Я думаю, он украден. Можешь раздобыть сканер для сетчатки глаза и принести мне домой сегодня вечером?

- Да, мой друг, - прошептал Флако. Он оглянулся на женщину в плавающем судне. - Однажды я видел паука с такими же худыми ногами, сказал он. - И растоптал его. - Он потрепал меня по плечу и рассмеялся.

Я вернулся в машину, и мы покинули свободную зону. На пути к окраинам Колона мы миновали ровные ряды банановых плантаций. Я никогда раньше не ездил по этой скоростной дороге в такой машине и потому впервые заметил, как правильно расположены растения - каждое в трех метрах от других. В молодости я служил в армии в Гватемале и там потерял глаза, мне заменили их протезами. Они регистрируют инфракрасное освещение, я вижу блеск, напоминающий сверкание платины на солнце. И в этот день темно-зеленая листва бананов светилась инфракрасным светом. А под ветвями множество гамаков, хибар из джутовых и картонных ящиков, палаток, старых машин убогие временные жилища беженцев из социалистических государств Южной Америки. Беженцы боялись идти дальше на север через Коста-Рику и потому теснились здесь, ожидая корабля, чтобы отплыть на Тринидад, в Мадагаскар или в какой-то другой воображаемый капиталистический рай.

Я смотрел на хибары среди плантаций и думал о том, что странно видеть подобный беспорядок в порядке. Мне вспомнился случай из моего детства: в нашей деревне поймали семью убийц, их звали Батиста Сангриентос, и они продавали органы тел. Когда полиция захватила семью, ее отвели на берег, чтобы расстрелять в присутствии населения и чтобы все знали, какое непростительное преступление они совершили. Трое мальчиков в этой семье были еще детьми, от десяти до двенадцати лет, и говорили, что когда расчленялись жертвы, эти мальчики соревновались, кто раньше доберется до ценного органа. Но все Батисты клялись, что мальчики невиновны. И когда полиция приготовилась стрелять, офицер приказал Батистам встать в ряд, но младшие мальчики цеплялись за своего убийцу-отца и не хотели отходить. Полицейским пришлось побить их дубинками, и потом семью долго выстраивали в ряд. А капитан еще долго ждал, прежде чем отдать приказ расстрельному взводу. Я всегда думал, что капитану просто нравилось смотреть, как они стоят в ряд в ожидании смерти. И когда пули впивались в ребячьи тела, я подумал: "Почему капитан не приказал стрелять, когда они цеплялись за отца? Какая для него разница?"