Мой путь в рай

Я ходил от дома к дому, расспрашивал, как была убита моя мать. И только одна седая старуха сказала мне:

- Она не утратила добродетели. Пыталась бороться с этими насильниками, а дальше дело Бога. Пока ты борешься с насильниками, ты не теряешь добродетели.

Даже в сорок лет моя мать была привлекательной женщиной. Я был уверен, что убийцы изнасиловали ее. И опасался - с таким количеством крови, - что они не оставили ее целой.

Я вооружился револьвером. Неделями бродил вечерами по улицам, прятался от военной полиции, которая подавляла мятеж, искал в барах и переулках, надеялся найти хоть кого-нибудь в форме солдат Квинтаниллы. Каждый раз при виде тощего подростка я представлял себе, что он был с Квинтаниллой и, может, он виновен в смерти моей матери. Я так и не нашел тех, кого искал, и не смог выплеснуть гнев, всадив в кого-нибудь пулю.

Вспоминая этот случай, я сжимал кулаки, гнев обжигал меня. Я вспотел и задрожал от ярости. Это меня испугало: с самой юности я не испытывал таких сильных эмоций. Казалось, это подтверждает мою теорию о безумии.

Я подумал об Эйрише. Если бы он жил в Гватемале во время восстания, он бы изнасиловал мою мать и разбросал куски ее по дому. Я говорил себе, что должен радоваться тому, что убил его, но грудь у меня горела от сознания вины.

Я чувствовал, как жужжит муха и меня в голове, и подумал, когда же сошел с ума. Мне казалось, что я должен помнить точный момент. Во время смерти Флако? Я был потрясен и опечален, но не помню, чтобы в голове что-то изменилось. Когда на меня напал Эйриш? Или когда я узнал, что Панама выдаст меня? Или когда в первый раз увидел, как Тамара смотрит в потолок взглядом зомби? Столько плохого произошло, что одно из этих происшествий послужило спусковым крючком.

Но я никак не мог вспомнить, когда у меня в голове появилась эта муха. И даже сейчас, отправляясь на войну, я ничего о ней не знаю, а убийца между тем ждет только возможности ударить. В сущности я лежу в этой трубе безоружным, беззащитным перед нападением. Труба напоминает гигантский ящик шкафа: всякий может открыть этот ящик и задушить меня. Теперь я в большей опасности, чем когда-либо.

Руки у меня задрожали, я хотел сбежать из трубы, но ноги прикованы к полу. Я попытался проползти к дверце, чтобы открыть ее, но труба слишком узка, и я не мог дотянуться до зажима на ноге. Начал отчаянно дергаться. При встрече с Эйришем у меня не было времени обдумать положение и испугаться. Но теперь меня залила волна ужаса. Я, тяжело дыша, пытался освободиться, пот заливал бока.

Я вспомнил слова метафизика Пио Бароха: "Для природы характерно, что когда она хочет вас уничтожить, то делает это основательно". Похоже, природа расчетливо привела меня в это место - лишила меня места в обществе, уничтожила мои планы на будущее, убила моих лучших друзей. И когда я обдумывал все плохое, случившееся со мной, словно какой-то голос прошептал мне на ухо: "Помни, что бы ни случилось, худшее еще впереди".

И уверенность в этом наполнила меня удивлением и страхом. Я лежал, как мотылек, приколотый к доске. Все мои дерганья и крики ни к чему не приведут. Ногу я могу высвободить, но бежать мне некуда.

Нога заболела от напряжения. Я вспомнил собаку, наступившую на капкан Родриго. Она потеряла лапу, чтобы освободиться. Мрачный выбор. Но я знал, что, подобно этой собаке, мне тоже предстоит сделать выбор. Я утратил свой дом в Панаме, потерял доброе имя и лучших друзей - и кое-что гораздо большее. Я утратил контакт с реальностью, понимание того, кем я являюсь. Сумма потерь огромная, но я решил держаться за жизнь.

По радио начали передавать песню, и под гром труб я повторял, как молитву: "Худшее еще впереди", вырабатывая в себе новую жесткость. Я сжимал кулаки и распрямлял руки. Чувствовал себя сильным и злым. Я почти надеялся, что убийца, человек Джафари, наконец придет. Потому что если он откроет трубу, я смогу до него добраться.

Успокоившись, я заметил две кнопки наверху и за головой. Глупо помещать сюда кнопки. На одной написано: "Вызов помощи". На другой "Открыто". Я нажал кнопку "Открыто", и за мной щелкнул замок. Моя койка выкатилась, и я оказался в пустой операционной. Сел и освободил ногу от зажима.

Потом опустился на пол, стараясь не напрягать раненую ногу. Пол слегка дрожал, и я чувствовал, что корабль находится в полете. В помещении пахло новым пластиком и стерильностью. Все безупречно и пусто. Я в любую минуту ожидал, что появятся врач или сестра и скажут, чтобы я возвращался в постель.

Свой гроб я оставил открытым, чтобы слышать радио из трубы для выздоравливающих. Нашел рядом со своей трубой блокнот с экраном на кристаллах, нажал кнопку и обнаружил, что меня должны выпустить в 20-15. На часах блокнота время 20-07. Кости ноги склеились.