Мои путешествия по Сибири

Весной 1891 г. меня посетил геолог Черский, ехавший в Колымский край во главе небольшой экспедиции, посланной Академией Наук для исследования этого почти неизвестного края, привлекавшего к себе внимание после академических экспедиций Бунге и Толля на р. Яну и Новосибирские острова. Собранные ими коллекции остатков четвертичных млекопитающих обработал и описал в Академии Наук Черский, переехавший в Петербург в 1886 г. по окончании своих исследований в Восточной Сибири в течение 1873–1886 гг. Черский, как известно, вместе с климатологом Воейковым, категорически отрицал возможность обширного четвертичного оледенения Сибири, аналогичного оледенению Европы и Северной Америки. Оба они основывались на континентальности климата Сибири, не допускающей накопления больших масс снега, и признавали возможность существования только отдельных небольших ледников на самых высоких горах. Между тем, мои наблюдения на Ленских приисках вполне подтвердили данные Кропоткина, который в 1863 г. описал ясные признаки прежнего оледенения этой области, где абсолютная высота не более 1700 м. В разговоре с Черским я, конечно, затронул и этот вопрос. Он ответил, что ему лично не случалось видеть несомненных следов бывшего оледенения в Прибайкалье, а в Тункинских альпах он их находил и признал прежнее существование небольших ледников. Он отметил, что теперь, в экспедиции на Колыму, он вероятно встретится и с этим вопросом. Упомяну, кстати, что Черский; действительно нашел и описал несомненные следы оледенения в горных цепях между верховьями рек Индигирки и Колымы, но сделать соответствующие выводы из этого факта он не успел, так как скончался в начале второго года этой экспедиции. Это была большая потеря, так как другого такого знатока геологии Сибири вообще и состава фауны четвертичных отложений в частности у нас не было, и новое поколение исследователей в лице моем и моих сверстников только начинало знакомиться с этой огромной областью.

X. Второе лето на Ленских приисках

В мае 1891 г. я поехал вторично на прииски и попутно при плавании вниз по р. Лене выполнил задуманное беглое обследование берегов этой реки от Качуга до Витима. Отдел Географического общества прикомандировал ко мне препаратора своего музея Кириллова, который, пользуясь даровым проездом по Лене и пребыванием на приисках, должен, был собирать коллекции птиц, мелких зверей и насекомых для музея. В Жигалове я купил опять шитик, и мы плыли, как в прошлом году, не торопясь от станции до станции и. только в светлые часы, останавливаясь по мере надобности для осмотра обнажений; ночевали в лодке на станциях, пищу готовили сами. В этот раз жена не поехала со мной, так как с грудным ребенком, кроме трехлетнего, это было трудно; она осталась в Иркутске на даче. В Усть-Куте я не пересел на пароход, а продолжал плыть в лодке до ст. Витим. Наиболее интересными моментами этой поездки были осмотр месторождений медной руды в красноцветных отложениях высоких стен правого берега Лены в верхнем течении; поиски фауны в обнажении у р. Криволуцкой выше Киренска, где Эрман впервые открыл фауну, определенную как силурийская; соленая вода речки Солянки, впадающей в Лену, и Вонькие ключи — минеральный источник с холодной молочно-белой водой, сильно пахнущей сероводородом и вытекающей несколькими струями из утеса известняков между станциями Паршинской и Рыжковой. Солянка и Вонькие ключи могли бы быть использованы для курортов. На первой легко построить ванные и жилые здания у самой речки для лечения соляными ваннами. На Воньких ключах место выхода их, конечно, неудобно и здания пришлось бы ставить на террасе по соседству, а серную воду провести туда по трубам; дебит этой воды достаточный для нескольких одновременных ванн. Наличие фотоаппарата позволило сделать снимки интересных мест[3].

Эта поездка дала мне материал для описания берегов р. Лены между Качугом и Витимом, с рефератами всей предшествующей литературы составившего том трудов Восточно-Сибирского отдела, изданный в 1892 г.