Мои путешествия. Следующие 10 лет

Перед восходом солнца здесь, в океане, часто вставало марево. Световые лучи преломлялись в восходящих потоках воздуха, и тогда видимым становился далекий горизонт. А океан и колышущиеся волны, казалось, плясали перед глазами. Да, в наше время люди не отправляются в одиночку на поиски истины, а я отправился. При выходе в океан надо отдавать себе отчет, где страх и крепко ли мужество. Нужно перебороть робость и почуять шторм в океане, а в центре шторма иметь мужество сохранять спокойствие.

Наслаждаюсь безмолвием и покоем

19 ноября 2000 года. Северная Атлантика

28°38’ с. ш., 15°19’ з. д.

04:00. Иду вдоль острова Гран-Канария[89].

07:00. Уже рассвело, но солнце еще пряталось где-то далеко за горизонтом и вода казалось чисто-голубой, без теней. Океан лежал вокруг неуютный и молчаливый, точно в каком-то тяжком раздумье.

Я наслаждался безмолвием и покоем. Это одни из лучших утренних минут на яхте. Чем выше поднимается солнце, тем свежее становится ветер, а океан словно занялся красным пламенем. Что может быть лучше теплой каюты и кружки кофе?!

Закончил работу с парусами, поменял галс. Я спустился в каюту и поставил чайник на плиту. На часах семь, на календаре 19 ноября 2000 года. Воскресенье. Можно отдохнуть. Я вытащил из книжного ящика книгу Макса Фриша «Назову себя Гантенбайн»[90]. Завернутая страница напомнила, что следует дочитать до конца.

Открыл люк над головой. В каюту хлынул свежий соленый воздух. Солнечный свет упал на небольшое зеркальце, устроенное справа от камбуза. «Доброе утро», – сказал я своему отражению в зеркале и испугался собственного голоса. Здесь, в океане, нет голосов, есть только звуки. В тишине слышен стук сердца, ход мыслей. Тишина заставляет чаще думать о прошлом, настоящем, будущем. Я терпеть не могу городского шума.

Вдруг стало страшно от мысли, что я один

21 ноября 2000 года. Центральная Атлантика

20°06’ с. ш., 21°00’ з. д.

09:00. Моя яхта пересекла линию Северного тропика. Незаметно рассвело, и тотчас, словно приветствуя солнце, появилась стая дельфинов. Восход солнца отражается на их темных блестящих спинах.

«Лунная дорожка»

Одиночество! Ты начало тревожить не на шутку! Я прекрасно понимаю разницу между одиночеством и изолированностью. В нормальных условиях я всегда могу покончить с изолированностью – достаточно просто выйти на улицу. Изолированность существует только до тех пор, пока ты этого хочешь. Но одиночество, полное одиночество, – оно невыносимо. Горе тому, кто одинок. Мне кажется, что одиночество наваливается на меня со всех сторон. Мое сердце вдруг стало центром притяжения для этого ничто, которое тогда казалось мне всем.

Мне вдруг стало страшно от мысли, что я один. Надел штормовую куртку, вышел в кокпит. Увидел голубоватое небо, немного успокоился. Но оглянулся назад и вновь увидел за кормой пустоту и одиночество. Может, надо увеличить парусность? Яхта ускорит бег, и тогда они отстанут? Я больше двадцати узлов выжимаю из моей старушки яхты, а какую скорость могут выжать пустота и одиночество? Нигде об этом не слышал и не читал.

17:30. Поменял галс, иду курсом 250–260 градусов на запад. Надо обойти острова Зеленого Мыса[91]. Никто из гонщиков не пошел западней этих островов, только я рискнул. Мне передали, что лидеры стоят в зоне штилей и только яхта «Кинг Фишер» идет вперед. Она была западней всех. Вот почему я и решил уходить на запад. Не знаю, правильно ли сделал. Время покажет.

Скучаю по земле. Как хочется походить босиком по земле-матушке. Этим летом я наконец-то смог выбраться домой, к себе на родину. На вокзале в Мелитополе нас никто не встречал. Мы дали телеграмму, что приедем в Чкалово на такси. Нам не хотелось беспокоить родителей, ведь поезд Москва – Евпатория проходит через Мелитополь рано утром, в 05:30.

Вышли из поезда, и я сразу вспомнил, что так было и тридцать лет назад, когда я приезжал на каникулы из Ленинграда, где учился в Арктическом училище. Тот же воздух, пропитанный фруктовыми ароматами, та же суета, хотя день только начинался.

На вокзале в Мелитополе к нам подскочили сразу несколько человек, предлагая купить черешню. В ту пору в наших краях как раз была пора черешни. Еще не пересыпали ягоды из ведра в сумку, как нам предложили свои услуги несколько таксистов-частников. Я назвал село Чкалово и сразу предупредил, что до него 54 километра. «Знаю, знаю, – сказал один таксист. – Это та деревня, откуда наш путешественник Федор Конюхов». Мы с женой переглянулись и поехали с ним. Он слышал про Конюхова, но в лицо никогда не видел, так что меня не узнал.

«Мама»