Мои путешествия

Завтра, 3 мая, я начну первую попытку штурма вершины. Выходим из базового лагеря, идем до второго на высоте 6800 метров. 4 мая идем к третьему, на высоте 7500 метров. 5 мая добираемся в четвертый лагерь, на высоту 8000 метров. И если Богу угодно, то мы выйдем к вершине 6 мая. И снова я задаю себе вопросы. Сможет ли выдержать мой организм такие нагрузки? Смогу ли я преодолеть страх и высоту? Суждено ли мне побывать на вершине? И снова только вопросы, а где же ответы? Интересно, какой экспедицией я завершу свое существование на земле? Перебирая по этапам пройденный жизненный путь, я говорю себе, что жизнь прожита недаром. Мои друзья по экспедициям в дни, когда Горбачев объявил о «перестройке», бросили путешествия и приступили к созиданию страны и доказыванию политических амбиций на демонстрациях. Политическая борьба уничтожила результаты их путешествий, их самоотверженного труда. Поэтому я счастливее их. Я не обращал внимания на распри, планируя осуществить свою экспедицию. А этим я еще больше отдалился от политики. После успешного восхождения на гору или плавания на яхте я возвращаюсь домой, усаживаюсь в свое самодельное кресло, и в моей памяти начинают воскресать минувшие экспедиции. Мне кажется, что я снова прохожу мыс Горн, моя яхта «Караана» проходит пролив Дрейка, мне слышится великолепный перезвон колокольчиков, которые караваном относят меня к базовому лагерю в Гималаи, к подножию ледника Кхумбу. Там я пытаюсь взобраться на высочайшую вершину мира — Эверест. Путь к Северному полюсу мне представляется образным, светлым сном. Каждый километр на пути к полюсу мне дорог и мил. Я с улыбкой вспоминаю многих своих друзей, с которыми прошел этот путь.

Мертвый альпинист

6 мая 1992 года

На подходе к южному седлу Эвереста на высоте 8000 метров на веревочных перилах висит мертвый индийский альпинист. Он погиб несколько дней назад от сорвавшегося камня. Его труп мешает проходу. Но никто не решается отстегнуть его страховочный карабин, чтобы он улетел вниз до самого ледника Кхумбо.

«Умер на пути к вершине Эвереста», — произношу про себя я. И так же, как все, не хочу брать на себя грех сбросить труп вниз.

«Коня приготовляют на день битвы, но победа — от Господа»[118].

Самая лучшая смерть — это та, которая далеко в путешествии, на пути к своей цели: либо к вершине — к Эвересту, или в плавании вокруг мыса Горн. А может быть, на дрейфующем к Северному полюсу льду. Но только не в больнице и не при родственниках. Наедине со своей смертью можно заплакать, как ребенок. В последние минуты жизни можно не лицемерить, не думать о нажитых вещах, посмотреть в глаза тому, кто придет за тобой, чтобы провести в иной мир. «Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни, во все дни суетной жизни его, которые он проводит как тень? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?»[119]

На вершине Эвереста

14 мая 1992 года

Тучи рассеялись, видимость прекрасная. Оглянувшись назад, я увидел гигантскую пирамиду Маккалу (высота — 8481 метр над уровнем моря) и ее западное ребро с невероятно прямым гребнем. В моей голове пронеслась формула Жана Франко, известного французского альпиниста, руководителя многих экспедиций в Гималаи: «Прямое, как струна… прямое, как струна». Я еще не достиг вершины Эвереста и не знаю исхода нашего похода, но захотелось сделать вызов этой красивой горе Маккалу.

Высота 8500 метров. Я на вершине Эвереста! Я плачу. Слезы такие горячие, что не успевают замерзнуть на ресницах и скатываются под кислородную маску. В этих слезах — радость, благодарность и печаль одновременно.

Я уверен: мне помог Господь Бог и те, кто пытался совершить восхождение и погиб в этой борьбе. Они невидимой армией поднялись с ледовых стен Эвереста, чтобы преградить путь смерти.

«Нет, этого парня не трогать! Пусть идет к вершине! Он еще не готов прийти к тебе, смерть! Он очень любит жизнь!»

Так они спасли меня от неминуемой гибели и дали возможность ступить на ложе богов.

Мое шестое чувство — опыт, седьмое — Вера. Великая Вера в жизнь. Восьмое — предугадать, что принесет следующий день.

«Человеку дана жизнь, чтобы она ему служила, а не он ей служил»[120].

Перед глазами всплыла картина из прошлого, как мы шли по гребню от южной вершины к главной. После того как прошли скалу Хиллари и до вершины осталось минут пятнадцать хода, меня обошел Володя Захаров. Он перестегнул карабин на веревке, связывающей нас, и пошел первым.

На его кислородном баллоне я увидел, что стрелка манометра стоит на нуле. Значит — баллон пуст, и его надо сменить! Я хлопнул Володю по плечу и показал на манометр. Он догадался без слов. Тем более что разговаривать не было никакой возможности. Мы дышали через маски кислородом. Володя остановился и сел, чтобы сменить баллон. И тут же полетел вниз, на китайскую сторону Тибета. Под Володей оборвался снежный карниз.