Мой пылкий лорд

Люсьен пригладил волосы, потом сжал затылок и закрыл глаза, чувствуя сильнейшее отвращение к собственной персоне. Никогда он еще не терпел такого полного краха! Элис, может быть, и отвергнет предложение того малого, но какая женщина в здравом уме откажет великому Деймиену Найту, который вскоре станет графом Уинтерли? И лучше ему принять это. Ей, конечно, будет лучше с Деймиеном. Деймиен сделает ее графиней. Люсьен этого сделать не сможет. Деймиен вызывает у всех восхищение, уважение. Ей никогда не придется его стыдиться и просить не играть в столь опасные игры. Если Клод Барду в конце концов убьет Люсьена, по крайней мере он сможет покоиться с миром, зная, что Деймиен заботится об Элис. «Все это к лучшему», — сказал он себе. Все, что она любила в нем, она найдет и в его брате-близнеце. В конце концов, Деймиен так похож на него. Только лишен его пороков.

Элис давно уже была дома, в своей комнате, и легла, но уснуть никак не могла, потому что беспокоилась о Люсьене. Она страстно молила Бога сохранить его. Но когда она наконец задремала, ее резко вернул к реальности шум — фон Даннекер и Кейро шли по коридору за ее дверью, направляясь в спальню баронессы.

— Что случилось, милый? — услышала Элис шепот баронессы. — У вас такой мрачный вид.

Элис не разобрала, что фон Даннекер промямлил в ответ, потому что они уже прошли дальше. Но миновало немного времени, и через стену до нее начал доноситься приглушенный смех Кейро, звуки, сопровождавшие любовную игру, а потом и стоны.

Элис с досадой надвинула на голову подушку, пытаясь заглушить эти звуки, но пара разошлась не на шутку. На Элис нахлынули мучительные воспоминания, от которых тело ее запылало от тоски по единственному мужчине, который был ей желанен: по ее соблазнителю, этому дьяволу с серебристыми глазами. Мучаясь и тоскуя, Элис сбросила одеяло, надела халат и на цыпочках прошла в детскую посмотреть, как там Гарри.

Когда она тихонько проскользнула в его комнату, он крепко спал. Вид у него был удивительно мирный — он лежал на спине, и лунный свет падал на его ангельское личико. Элис смотрела на него, дрожа от ночного холода, и слезы наворачивались ей на глаза.

«Ягненочек, кроме тебя, у меня никого нет».

Когда она переступила с ноги на ногу, доски пола скрипнули. Ей даже захотелось, чтобы он проснулся, тогда ей было бы не так одиноко. Элис едва удержалась от желания погладить его по пушистой головенке. Вместо этого она взяла его тряпочную собачку. Элис прижала игрушку к себе, глядя на малыша, и хрустальные слезы бежали по ее лицу, освещенному луной. Она опустила голову и крепче обняла собачку, стараясь, чтобы плач ее разбитого сердца был неслышным, в то время как каждая частица ее тела звала Люсьена.

Глава 15

На следующее утро Элис сидела на скамье в Гайд-парке, закутавшись в ротонду, шарф и перчатки, и рисовала голые ветки деревьев. Она сказала Люсьену, что не станет выходить из дому в Ночь Гая Фокса, но касательно дневного времени никаких обещаний не давала. Вскоре после рассвета ее разбудил топот фон Даннекера, который вышел из спальни Кейро. Элис подумала, что нужно радоваться — ведь он мог бы остаться завтракать.

Она плакала вчера, пока не уснула, и теперь у нее немного болела голова. Элис раздраженно оглянулась, услышав, как рабочие застучали молотками. Они заканчивали сооружать помост, где сегодня вечером сановники будут произносить речи, перед тем как зажжется фейерверк. Ночь Гая Фокса никогда особенно не привлекала Элис. Это был праздник шумный, беспорядочный, грубоватый, который всегда вызывал у нее страх перед опасным сочетанием выделывающих курбеты пьяных и пылающими огнями салюта.

Элис, прищурившись, вглядывалась в ветки на светлом фоне облачного неба и продолжала рисовать. Работа действовала на нее успокаивающе. Небо походило на взволнованное море высоких серых облаков с резкими серебряными краями, там и тут солнце пронзало его веерообразными лучами. Пышная осенняя листва давно облетела и рассыпалась на ветру, и теперь жалкие сучья против света казались еще чернее.

Нелли ушла к грязному берегу Серпентайна, повесив на руку свою рабочую корзинку. Сегодня Элис была не в духе и, даже зная, что служанка принимает это отчуждение на свой счет, не могла заставить себя быть любезной. Она только сидела, погруженная в размышления, лениво рисовала деревья, и ее рука двигалась над листом бумаги сама по себе, что-то затеняя здесь, добавляя что-то там. Внезапно тяжелое громыхание лошадиных копыт ворвалось в ее мысли.