– Выходит, что мы напрасно ждали его здесь все это время? – Афина выглядела обиженной, словно ее не пригласили на праздник. – Надувались от гордости, считали себя форпостом, а оказались в глубоком тылу… И что теперь? Мы так и будем сидеть на амбах, теряя рассудок – каждый на свой манер! – и ждать, пока загадочный пернатый змей и его приятели перебьют нас поодиночке?
– Мы не будем сидеть на месте. – Твердо сказал я. – Все что угодно, только не это! У нас же есть ваши стремительные летательные машины, оружие, придуманное хитроумными людьми, и остатки нашего собственного былого могущества – не так уж мало, правда? Все это теперь пригодится… Возможно, мы не в силах изменить предначертанное, но ничто не помешает нам хорошенько потрепать эту армию и нервы ее предводителя, заодно. Мне не терпится проверить, так ли они равнодушны к смерти, как говорила Скегуль! И кто знает, может быть наш враг куда более уязвим, чем мне кажется? – Мои речи восхитили меня самого: на какое-то мгновение мне удалось поверить, что у нас все-таки есть шанс победить в последней битве – даже прежде, чем она успеет начаться…
– Мне очень нравятся твои слова, Один! – Прочувствованно сказал Марс. – Мы ему покажем, этому твоему Сурту! Можешь не сомневаться: Аид и протрезветь не успеет, а в его царстве снова будет полным-полно народу!
– Не думаю, что они туда вернутся, даже если снова умрут. – Равнодушно возразил я.
– Впрочем, это – не наша забота…
– Мне тоже нравится твое предложение, Вотан. – Улыбнулась Афина. – Не так уж нас мало, если соберемся вместе! И мы все еще многое можем. Только надо поторопиться, пока этот пернатый змей и его подружка с веретенами не перебили нас по одному… А у тебя нет никаких соображений на их счет? Как нам быть с этой напастью? В твоем пророчестве насчет "сумерек богов" ничего не говорилось о неведомых тварях, которые приходят из темноты за жизнями бессмертных?
– Ничего. – Хмуро сказал я. – Я ведь уже не раз говорил тебе, что понятия не имею, кто они такие и откуда взялись на нашу голову! Я бы дорого заплатил, чтобы это узнать. – Я решительно поднялся и пошел к выходу из просторной пещеры.
– Куда ты, Один? – Удивился Марс.
– Я скоро вернусь. – Пообещал я. – Мне нужно немного побыть одному.
Должен быть какой-то выход. А если нет, я его придумаю.
Некоторое время я неторопливо брел куда глаза глядят, спускаясь с вершины столовой горы по узкой тропинке. Иногда, впрочем, я сворачивал с проторенной дороги и карабкался по каким-то невероятным нагромождениям камней: земля сама говорила мне, куда следует ступать, чтобы доставить ей удовольствие… Наконец мои ноги приняли решение остановиться. Я не стал с ними спорить и уселся на большой круглый камень, согретый послеполуденным солнцем. Отвязал от пояса мешочек с рунами. Сейчас мне позарез требовался их совет – как никогда прежде!
Поэтому я решил достать не одну руну, а три. Впервые за свою долгую жизнь я отступал от собственного правила. "Много рун – для слабых духом, для нуждающихся в надежде и утешении, а для Одина – всегда только одна", – гордо говорил я когда-то. Но сейчас мне пригодились бы и надежда, и даже столь презираемое мною утешение. А больше всего мне был нужен дельный совет.
Незнакомцы, вышедшие на охоту за Олимпийцами, тревожили меня все больше.
На свой счет я был совершенно спокоен: пророчество старой карги Вельвы насчет моей – теперь уже совсем близкой! – смерти от клыков Фенрира было хорошо хотя бы тем, что позволяло мне высокомерно пренебрегать прочими опасностями, как и подобает отцу всех воинов. Но мне очень не нравилось, что мои новые приятели Олимпийцы оказались такими уязвимыми. Было бы досадно столь быстро потерять моих новых союзников – заносчивых не по чину, несговорчивых и не слишком могущественных, но изобретательных, веселых и по-юношески бесстрашных. Да и не только в этом дело: они мне нравились, чем дальше – тем больше, а я привык считать, что жизнь того, чье существование доставляет мне удовольствие, священна. И самое главное: мое равнодушное древнее сердце начинало ныть, словно заячье сердечко несмышленого мальчишки, когда я думал, что завтра утром могу обнаружить смертоносные веретена – или зеленые перья приходившего к Марсу существа? – в мертвых серых глазах Афины.
Я быстро достал три теплые косточки, положил перед собой на песок и медленно перевернул – сначала ту, что лежала справа, потом – центральную и напоследок ту, что была слева.
Первым открылся все тот же Хагал, грозный знак небесного града – именно эту руну я вытащил из мешочка за несколько минут до того, как Афина пришла, чтобы сообщить мне о смерти бедняги Диониса. Хагал по-прежнему сулил нам "очищающее разрушение" и "перемену участи". Два дня назад это обещание почти восхитило меня, но сегодня я не испытывал прежней радости: я уже знал, какого рода эти самые перемены, и пока они мне не слишком нравились.
Мои надежды с самого начала были связаны со второй руной: по законам гадания именно она должна была подсказать мне выход из положения.