Мои ранние годы. 1874-1904

Одиннадцатого декабря я, в сговоре с капитаном Холдейном и лейтенантом Броки, предпринял куцую попытку: довести дело до конца мне не хватило духу. Зайти-то в уборную было просто. А вот вскарабкаться оттуда на забор в пятнадцати ярдах от караульных значило подвергнуть себя смертельной опасности. Охранники сразу приметили бы оседлавшего ограду смельчака, вздумай они только обернуться и посмотреть! И откуда знать, что взбредет им в голову: просто окликнуть или начать палить. Тем не менее я решил, что на следующий день непременно пойду ва-банк, и будь что будет. По мере того как двенадцатое декабря клонилось к закату, мой страх все более перерастал в безрассудство отчаяния. Вечером, после того как двое моих друзей возвратились, не дождавшись подходящего случая, я пересек двор и уединился в будке. Сквозь щель в металлической стенке я наблюдал за караульными. Какое-то время они торчали на месте, как запрещающие столбы. Но вот один повернулся и направился к товарищу, они разговорились. Оба стояли спиной ко мне.

Сейчас или никогда! Я вскочил на стульчак, ухватился за верх ограды и подтянулся. Дважды я малодушно сползал вниз, но на третий раз сделал рывок и закинул ногу на забор. Переваливаясь через него, я зацепился жилетом за какую-то декоративную завитушку и томительное мгновение выпутывался. Напоследок мой взгляд ухватил спины караульных, которые по-прежнему беседовали в пятнадцати ярдах от уборной. Один раскуривал сигарету, и мне до сих пор отчетливо видятся его осветившиеся ладони ковшиком. Я бесшумно спустился в сад и присел в кустах. Свободен! Первый шаг был сделан, назад дороги нет. Оставалось ждать, когда подоспеют мои товарищи. Кусты в саду служили хорошим укрытием, в лунном свете их тень чернотой заливала землю. В нетерпении и тревоге я провел там час. По саду ходили туда-сюда люди, а раз какой-то мужчина приблизился чуть ли не вплотную и посмотрел прямо на меня. Где же другие? Почему не пробуют перелезть?

Вдруг я услышал голос из-за стены:

— Осечка.

Я подполз ближе. За стеной прогуливались два офицера. Они сыпали латинскими словами, хохотали, несли какую-то тарабарщину, в потоке которой я разобрал свое имя. Я осторожно кашлянул. Один продолжал громко тараторить, а другой медленно и четко проговорил:

— Им не выбраться. Караул начеку. Вышла осечка. Ты можешь вернуться?

И тут все страхи разом оставили меня. Вернуться я не мог. Шансы незаметно перелезть через забор равнялись нулю. Да и спасительного стульчака с этой стороны не было. Сама судьба указывала мне путь. А кроме того, я подумал: „Меня, конечно, схватят, но я хоть немного, да развлекусь“ и сказал офицерам:

— Я пойду один.

Теперь у меня был именно тот настрой, с каким и нужно пускаться в авантюры, — почти уверенный в неудаче, я не боялся рисковать. Любой риск казался менее страшным, чем неизбежность. Ворота, выводившие из сада на дорогу, отделялись всего несколькими ярдами от еще одного караульного поста. „Toujours de l’audace!“[42] — сказал я себе, надвинул на глаза шляпу, вышел на середину сада, прошествовал мимо дома, даже не пригибаясь под окнами, шагнул за ворота и свернул налево. От караульного я был менее чем в пяти ярдах. Многие охранники знали меня в лицо. Понятия не имею, посмотрел он мне вслед или нет, — я не оглянулся. С огромным трудом я удерживался от того, чтобы побежать. Пройдя сотню ярдов и не услышав окрика, я понял, что одолел второе препятствие. Я был сам по себе в Претории.

Держась середины дороги и что-то напевая, я словно совершал ночную прогулку. Улицы кишели горожанами, но никто не обращал на меня внимания. Скоро я оказался в предместье и на каком-то мостике присел пораскинуть мозгами. Я находился в центре вражеской страны. Мне не к кому было обратиться за помощью. Почти три сотни миль пролегли между мной и Делагоа-Бей. О моем побеге станет известно на рассвете. Сразу начнутся розыски. При этом все выходы блокированы. В городе выставлены пикеты, провинция патрулируется, поезда обыскиваются, железная дорога охраняется. На мне был гражданский, кофейного цвета фланелевый костюм. В кармане его лежали семьдесят пять фунтов и четыре плитки шоколада, а компас и такая нужная в пути карта, опиумные таблетки и мясные кубики для поддержания сил остались в карманах моих друзей, в Образцовой школе. И что совсем скверно: я ни слова не знал ни по-голландски, ни по-кафрски — как же мне покупать еду и спрашивать дорогу?

Но страха не было и в помине — он улетучился вместе с надеждой. Составился план. Я найду железную дорогу на Делагоа-Бей. Без карты и компаса придется, невзирая на пикеты, идти вдоль нее. Я взглянул на звезды. Ярко светил Орион. Всего год назад он вывел меня, заблудившегося в пустыне, на берега Нила, к воде. Теперь он поведет меня к свободе. Ни без того, ни без другого я жить не мог.