Мой ребёнок от тебя

– Слушай, моя мать покончила с собой, когда мне было девять лет. Много позже я выяснил, жена человека, от которого мама посмела родить ребёнка, то есть, меня … она не просто травлю устроила, а намеренно, планомерно её уничтожала. Той женщине было за что бороться, и, в сущности, правда была на её стороне. Так или иначе, она победила. Я остался один. Меня отправили в детский дом, потому что отца своего я не знал. А он знал обо мне, просто ему было некогда. Девяностые годы, большие дела люди делали, большие состояния сколачивали. В общем, три года, пока у него руки до меня не дошли, я провёл в интернате в Подмосковье; или в аду, для тихого домашнего мальчика, прекрасно помнящего свою маму, разница небольшая. А когда он всё-таки обо мне вспомнил, то отправил в такой же интернат, только в Англии. Я не знал, что я его сын. Довольно долго не мог понять, зачем этот человек дал мне свою фамилию. Из интерната в Рузе не сам забирал, послал помощников. Привезли ненадолго в дом к нему, где обезумевшая от ревности женщина подвергла меня остракизму. У них, ведь, свой сынок, на три года старше. Я искренне не понимал, зачем он усыновил меня. Лет до шестнадцати продолжал сомневаться, что я ему родной... К чему я это всё? Ах, да, добро и зло. Как бы тебе объяснить, он очень богатый человек. Из тех, кого здесь, в России, называют олигархами. Я не слежу за его успехами, но в юности как-то полюбопытствовал, тогда его состояние оценивали примерно в пять миллиардов долларов. Это лет двенадцать назад. Сейчас не знаю, больше или меньше. Я уверен, у него ещё есть дети, но официально он только двоих признал. То есть, именно призна́л меня одного, а от законной жены единственный сын, Борис. Ты, кажется, его видела? Он наркоман. Если коротко: я, байстрюк, не имеющий права на жизнь ублюдок, извращенец и выродок, становлюсь первым номером в очереди на наследство. Извини за сумбур. Другую лучше историю расскажу. Перед отъездом из Лондона, я встретил Виктора. В больнице практику проходил, ну и познакомились. У него там семья была, жена и две её дочери. Если б ты видела, как они с ним обращались. Капризы, упрёки, нервотрёпка непрерывная. До сердечного приступа его довели. Он сейчас на десять лет моложе выглядит, чем тогда, четыре года назад. Я его полюбил. Но всё равно не остался там, уехал. Вите сказал, хочешь, мотайся туда-сюда, хочешь, переезжай совсем. Не представляешь, что это было! Борьба не на жизнь, а насмерть. Интриги, угрозы, разборки, психоз самый настоящий. Грязный извращенец сбивает порядочного человека с пути истинного, склоняет к богопротивному противоестественному сожительству, одурманивает, зомбирует! Понимаешь теперь мою мысль?

– Думаю, что понимаю.

– Обе эти женщины отстаивают своё, законное, богоданное. Они на стороне добра и правды. А я, стало быть, по другую сторону баррикад. Вот тебе и хороший.

– Золотой мой! Каждый для себя хорош и сам перед собою прав. Люди делают ужасные вещи и очень легко себя оправдывают, так же легко осуждая других за всякую мелочь. Вспомни пословицу о соринке в чужом глазу и о бревне в своём. Все мы далеко не ангелы. Но даже если так, всё равно, ты лучший. Если хочешь, лучший из худших.

– Ты замёрзла что ли?

– Да, немного.

Я поёжилась и только сейчас ощутила, как жутко мне холодно.

– Поехали-ка домой, подружка. Накинь мой пиджак. Сейчас такси поймаю.

– А машина?

– Витин шофер заберёт.

Мы вместе сели на заднее сиденье, всю дорогу я старалась прижаться к нему, нет, прижать его к себе как можно крепче.

– Таак. Мне всё ясно. – Протянул недовольный Виктор, встретивший нас на пороге.

Вдруг он схватил Венечку сзади за шею и грубыми толчками погнал на дальнюю половину. Мой мальчик даже не пикнул. Я зато заверещала:

– Что ты делаешь, Виктор! Не смей!

– Ната! Займись пока своими делами, ладно? Нам поговорить нужно.

Он втолкнул Венечку в кабинет и дверь захлопнул. Какие уж тут свои дела. Я встала под дверью и затаила дыхание.

– Лис, ты совсем уже рехнулся?!

– Чего ты ждёшь от меня? Признанья? Настоящие сумасшедшие никогда не признаю́тся.

– Куда водил её в таком виде?

– Никуда. Хотел отвезти к Мегере на пати, но передумал.

– Слава богу!

– Вдруг осознал, что никого не проймешь такими штучками. Вроде как, бисер перед свиньями метать.

– Ну, конечно же, малыш! Пойми, что «человек похож» – понятие сугубо субъективное. Человек – это запах, мимика, тембр голоса, манера говорить. Они её воспринимали по-своему, а ты – по-своему, совершенно иначе. Ты был маленьким, ты её любил. У тебя в сознании образ, которого никто не видел и не помнит.

– Да. Я кретин. Думал, будет эффектно. Вроде вот она, живая, рядом со мной. Как упрёк им. Мол, никто не забыт, ничто не забыто. Наряжать её повёз, чтобы полную иллюзию создать. Потом смотрю, она в своём виде больше была похожа, чем сейчас. Вить! Ну, ты же видел фотки, скажи, похожа, или нет?!

– Да, малыш, да.

– Значит, был всё-таки шанс, что до них дойдёт. Зря мы не поехали.