Мой ректор военной академии 3

— Вас заставили отречься от любимой. Любимой женщины. Сына. И вы принесли эту жертву. Скажите, тот мир, что был заключен с Османским ханством, он был вечным — как планировали мой дед и великий хан? Сколько он продлился? Два года…? Потом опять война — теперь уже за крепости, которые должны были отойти Империи как приданое вашей супруги. И женщина рядом с вами — которая ненавидела воздух, если ей приходилось вдыхать его подле вас. Женщина, которая ненавидела истово, люто. Женщина, носившая вашего ребенка… — взгляды отца и сына встретились, и Брендон осекся.

Я вспомнила все то, о чем рассказывал Фредерика, когда рожала Наташа. Бедный Брэндон — как ему жилось-то в атмосфере этой ненависти?

— Я знаю, что вы дали возможность зачать моей матери только для того, чтобы дать свою фамилию — пусть и в усеченном варианте — Ричарду. Я знаю, что этим своим решением вы подвергли свою жизнь серьезной опасности — дед не собирался оставлять престол вам.

— Не собирался, — тихо, но твердо ответил император, не отрывая взгляда от собеседника.

— Я даже не буду говорить сейчас о ваших отношениях с Миленой Рэ. Я понимаю, что эта рана никогда не заживет в вашем сердце…

— Брэндон, — предостерегающе произнесла я. Но наследник просто не обратил на меня никакого внимания. Видимо то, что происходило между ними сейчас — вызревало давно. И сейчас ничто, никакая сила на свете не сможет их остановить. Оставалось сидеть и слушать.

Дрожь пробежала по телу. захотелось обнять мальчишек. Как часто мы делаем больно тем, кого любим, За кого готовы отдать жизнь.

Я вдруг вспомнила, как отшлепала Пашку на улице за то, что он бежал впереди по лужам. Осенняя грязь забрызгала весь комбинезон. Завтра на работу. В таком виде в сад его не поведешь. Дома оставить — не с кем. Стирать — не высохнет за ночь. Ерунда, конечно, но как-то…накатило. Какая-то женщина остановилась и спросила, не пьяна ли я. Было стыдно. Захотелось объяснить, что ничего дороже сына в жизни нет, не было, и не будет. Плакала.

И вот сижу я в личных покоях Фредерика Тигверда — могущественного императора огромной магической империи. Слушаю его беседу с наследным принцем — и понимаю. Происходит то же самое…

Голос Брендона заставил вынырнуть из воспоминаний:

— А скажите мне, — ядовито проговорил принц, — что сталось с моей матушкой?

— Брэндон, вы же не будете повторять нелепые слухи о том, что я ее убил, обезумев от горя?!!

— Вы ее не убивали. Вы совершили, пожалуй, самый человечный поступок в своей жизни — вы ее отпустили!

— Что? — вырвалось у меня.

— Откуда вам это известно? — рыкнул император.

— От матери, разумеется. Никогда бы не смирился с вами, если бы точно не знал, что мать жива!

— Как мило… И что бы вы сделали, позвольте полюбопытствовать? — император уже полностью владел собой — уверенный голос, спокойные, плавные движения.

— Убил.

— Вот как…

— Мама не смирилась с вашим приказом никогда не появляться в моей жизни. Мы встречались тайно. Все это время. Люди иногда рискуют ради тех, кого любят. Если любят…

— Не смей, Брэндон. Не смей говорить, что я тебя не люблю!

— Отчего же? Вы прекрасно знаете, что это — правда!

— Прекратите оба, — поднялась я. Но меня не слышали. Черные глаза Тигвердов горели алым, воздух в кабинете нагрелся…

— Ты мой сын!!! И я устал слушать глупости о том, что ты — нелюбимый сын. Мои отношения с твоей матерью… Да они тебя просто-напросто не касаются! И если я не любил ее — так и она платила мне тем же самым!!! Но я никогда — слышишь?!!! Никогда не переносил наши отношения на тебя! Я…

— Ричард, — позвала я. — Ричард, помоги!

Но так и не поняла, услышал меня любимый или нет.

Брэндон, между тем, помолчал-помолчал. И криво улыбаясь, тихо проговорил:

— Посмотрите в глаза любимому сыну и скажите — вы желаете ему такой же судьбы?

Фредерик застыл.

Я поднялась, дошла до двери и приказала молодому офицеру, который заменил Карла:

— Пригласите целителя Ирвина. Пусть принесет успокоительные.

Вернулась в кабинет, встала между мужчинами. И приказала, ничуть не смущаясь что командую императором и его наследником:

— Разойдитесь по углам и замолчите оба!!!

Странно, но они меня послушались. Я развернулась к Брэндону:

— Вот куда вам точно нельзя — так это в дипломатию. Империю и так не любят в мире — как и любого, кто сильнее. Так что если вы будете заведовать межполитическими отношениями — это будет катастрофа.

— Ты кому-нибудь говорил о том, что Анабель жива? — едва слышно спросил Фредерик.

— Конечно, нет.

— Хорошо.

— Я понимаю, что в Османском ханстве не потерпят подобного поведения для сестры хана. И маму, и ее семью просто уничтожат.

— А пойдемте, проведаем Наташу, — предложила я. Ирвин тоже не появлялся.

— Да, — очнулся от ступора императора. — Идея хорошая. Пойдемте. Пойдемте к Наташе!

Мы с Брэндоном удивленно переглянулись. Тут распахнулась дверь. Встревоженный Ричард и Ирвин, вооруженный кувшином с успокоительным, вошли разом.

— Что тут у вас?

— Ничего, — ответил Фредерик.

Следом он кликнул ординарца: