По окончании еженедельных изнуряющих сеансов химиотерапии онколог попросил еще раз сделать ПЭТ-КТ, чтобы увериться, что все хорошо и нет остатков болезни. И действительно, все шло хорошо, я могла считать себя излечившейся. Счастье переполняло меня: я преодолела рак со множественными метастазами! Можно готовиться к поездке в Диснейленд и на Тенерифе, как я обещала своему малышу. Однако счастье и покой длились недолго. Онколог заявил, что мне нужно удалить матку, правый яичник, узлы, сальник и пр. Короче говоря, снова оперировать меня и оставить пустой. Меня как водой окатили, я такого не ожидала. Если все так хорошо, зачем оперировать? Для меня операция и постоперационный период были эмоциональным кошмаром, я не хотела снова через это проходить. Достаточно настрадалась.
Я долго думала и решила проконсультироваться с другими врачами, иметь еще и другие мнения. Мне было тридцать три года, и я подумала, что после операции я лишусь самого существенного для женщины – матки, перестану ощущать себя женщиной, эмоциональный ущерб вызовет массу конфликтов, могущих повлиять на возникновение рецидива. Стресс подавляет иммунитет и делает нас уязвимыми к болезни, я не хотела заболеть снова.
Все гинекологи, с которыми я советовалась, говорили одно и то же. Оперируйся! Но почему? Потому что таков протокол, так всегда делается. Скажи спасибо, что жива, оперируйся. Есть случаи, когда женщины отказывались оперироваться? Нет, всех оперируют. Им в голову не пришло сказать мне, женщине: подожди, посмотрим, как пойдет. А вы не знаете, что будет, если я сохраню свои органы? Нет. Исследования не проводились.
Чем больше гинекологи уговаривали меня оперироваться, тем больше я сопротивлялась. Я рассматривала это как «на всякий случай вырвать зубы, чтобы не было кариеса». Я размышляла иначе: когда будет кариес, тогда и удалю зубы, иначе я буду молодой женщиной без зубов, не смогу улыбаться, есть, и все это «на всякий случай».
Я думала, что логичнее попытаться избежать рецидива, правильно питаясь, не тратя эмоций и балуя себя, нежели лишаясь органов. Я знала, что это очень опасно, что нельзя не подчиняться медицинскому предписанию, оно основано на исследованиях, показывающих, что лучше для того или иного вида рака. Но я не была готова следовать протоколу и решила рискнуть.
Помимо всего прочего, у меня была тайная причина не оперироваться; она вроде бы находилась на втором плане, но все время крутилась в голове. Я понимала, что это безумие, но я хотела еще одного ребенка. Дать новую жизнь – для женщины нет большего счастья. У меня уже был один ребенок, но мне хотелось повторить этот опыт. Хотелось почувствовать, как новая жизнь развивается во мне, еще раз испытать роды. На этот раз без помпы, без протокола и медицинского персонала. Я хотела в интимной, самой гуманной обстановке зачать ребенка. Сразу после того, как родился Начо, это желание возникло у меня в душе, и я не дам раку его вырвать. Мысль о ребенке тогда была отложена, но не навсегда.
В конце концов я пошла на риск: решила не оперироваться. Плохое или хорошее, решение было принято. Этим решением я не призываю, дорогой читатель, не следовать предписаниям врача. Они профессионалы и назначают лечение, эффективность которого была глубоко изучена. Но я в тот момент не была готова. Может быть, если бы мне исполнилось пятьдесят, мне было бы все равно, есть у меня матка и яичники или нет, но в тридцать три года…
Я решила сохранить свои органы; однако надежды на роды были невелики. После лечения мне ничего не предложили, чтобы сохранить способность рожать.
Химиотерапия токсична для яичников, она может вызвать аменорею (отсутствие менструации), бесплодие и преждевременный климакс. Влияние химиотерапии на репродуктивное здоровье женщины самое разное, оно зависит от возраста в момент диагноза и от препаратов.
В Соединенных Штатах десять миллионов человек вылечились от рака, из них 5% люди от двадцати до сорока лет, а двенадцать тысяч четыреста – дети и подростки. Из всех излечившихся (обоих полов) только 8% восстановили способность к деторождению через пять лет после окончания лечения; 14% восстановили ее через десять лет. Если сравнить по возрасту и на примере лимфомы Ходжкина, то процент бесплодных женщин составит 18% – в возрасте двадцати лет и 75% – в возрасте тридцати пяти лет.
В тех же Соединенных Штатах 50% всех молодых женщин с онкологическим заболеванием молочной железы хотели бы иметь ребенка после диагноза, и только у 10% это получилось.
С такими данными мои надежды на рождение второго ребенка были минимальны.
Можно защититься от бесплодия путем замораживания яичников, ткани яичников или специальных препаратов химиотерапии, которые оберегают яичники. Меня, принимая в расчет серьезность случая, не информировали о влиянии химиотерапии на репродуктивные органы и даже не предложили защитить их. Важнее всего было спасти меня, ни о каком ребенке не могло быть и речи.