Мой рыжий дрозд

Чудесное видение осталось позади, и автобус тяжело въехал в город. На площади он остановился, и мальчики нерешительно спрыгнули на горячую мостовую. В ноги немедленно впились сотни игл. Гилли потер затекшую ногу и осторожно огляделся. Конечно, все теперь уже не так. Появилось много новых домов, а старые, если и уцелели, выглядят совсем по-другому.

— Ссссссс… — сссссказал автобуссссссс и, чихнув, скрылся за углом. Гилли сразу стало как-то одиноко и неуютно.

— Ну вот и прибыли! — весело сказал он, оглядываясь по сторонам.

— Есть хочу! — мрачно отозвался Лиам.

— Пошли. — Гилли уверенно направился в сторону какого-то высокого здания, которое мысленно квалифицировал как пункт средоточения даров цивилизации. На стене туристического центра висела яркая афиша: «Сегодня! Впервые в нашем городе! „Алтерд бойз“ из Дублина!» Они растерянно переглянулись и вспомнили, что должны уже начинать волноваться.

Возле ратушной башни, торжественно вытянувшись, стоял часовой в ярко-красном мундире.

— Это кто? — спросила Анна.

— Часовой, не видишь разве? — пожал плечами Лиам.

— А чего он так одет?

— Англичанин, а они так нарочно одеваются, в Лондоне тоже такие ходят, я видел. Это, они считают, для красоты.

— Во дураки, скажи, да? — возбужденно заговорил Эдан. — Давай, я сейчас подойду и двину ему как следует?

— Тогда будет два дурака! — Анна засмеялась и посмотрела на Гилли. Тот, казалось, не слышал их.

— Ага, я знаю, это Водяная улица, она идет вниз до самого озера. А мы пойдем лучше налево, вот сюда.

Остальные лениво двинулись за ним. Проходя мимо лотка с фруктами, Эдан небрежно прихватил большой пакет с яблоками. Гилли быстро глянул на него, но промолчал.

Эдан громко засмеялся и запел:

Выпить виски хочется нам,
Мяса тоже хочется нам,
Песня наша вдали слышна,
Это мы, сыновья дерьма!

Метрах в четырех от них, как из-под земли, выросли двое парней лет восемнадцати. Белые рубашки, черные галстуки, серые брюки. Они оглядывали презрительными взглядами всю компанию, потом один из них процедил что-то сквозь зубы, явно по-английски, и оба, повернувшись на каблуках, строевым шагом удалились.

Лиам проводил их глазами и повернулся к Гилли:

— Это кто же такие? Мы им явно не понравились.

Гилли пожал плечами.

— Протестанты, по рубашкам видно.

Из-за ближайшего угла медленно выплыл толстый немолодой полицейский. Засунув большие пальцы за широкий черный кожаный пояс, он стал неподалеку от ребят и начал разглядывать их своими маленькими светлыми глазками.

— Знаешь, — Лиам вдруг заговорил странным вибрирующим шепотом, — пошли отсюда. Не нравится мне тут. Пошли опять на площадь.

Гилли огляделся по сторонам.

— Ладно. Мне все равно…

Наплевать на все.

Один остров, другой, третий.

Утро, туман, поскрипывают весла, плещется вода. Как запомнить все это, как сохранить на всю жизнь в глазах своих? Лодки качаются на волнах, девочки плачут, мальчики мрачно сопят, прижимая к себе яркие спортивные сумки. Из голубого тумана выплывает белый бок автобуса, который ждет их на набережной. Солнце отражается в стеклах. Вот и все. Сейчас они рассядутся по местам и автобусы повезут их по дорогам Ирландии, одних — на Север, других — на Юг.

Михал стоял на набережной и смотрел в воду, сонный, бледный от перенесенных страданий. К тому же его укачало в лодке. Шемас специально прошел мимо него совсем близко, но тот даже не повернул головы в его сторону.

Сам Шемас тоже спал мало. Рано утром, зайдя в местный паб выпить кофе и соку, он услышал много неприятных слов в свой адрес. Хозяин даже говорил, что все жители решили с курсов больше никого не принимать. А что уж такого было? Ну, за год их возмущение поутихнет. Им к тому же столько за это платят, что могли бы и потерпеть. В том состоит языковая политика правительства. Но он, во всяком случае, сюда больше не поедет ни за какие деньги.

Автобус мерно катил на Север среди пологих холмов. Изредка приходилось останавливаться, потому что то одного, то другого мальчика начинало тошнить. Автобус притормаживал у дороги, все ждали…

— Эй, вы только посмотрите, как его здорово рвет, — кричал Михал, — прямо всего выворачивает! — Девочки смущались и хихикали, краснея. Самого Михала вырвало еще в лодке.

К искреннему удивлению Шемаса, все продолжали говорить по-ирландски. Кто-то включил магнитофон, и утреннее шоссе огласилось музыкой группы АС/ДС, «Аси-даси», как называли ее мальчики.

Шемас обернулся назад, и сразу же несколько голосов выкрикнули его имя. Он встал и подошел к кабине водителя.

Вздохнув, взял в руки магнитофон. «Погоди, сынок, ты еще слишком молод». Потом, подумав, он запел шуточную песенку, которую любил петь еще мальчиком. «Моя собачка».

«Ага! — закричали бы белфашисты. — Вот мы его и засекли! Как он смеет протаскивать под видом невинного пения чужеземную культуру! Позор ему, он же поет по-английски!»