Мой самый любимый Лось

Дверь в ванную за Лосем закрылась, и Анька, злая, как сексуальный маньяк-импотент, шлепнулась в постель, размышлять, как ей избавиться от Акулы. Здесь и сейчас она его видеть не хотела. Да она вообще не хотела его видеть, и он у нее был отложен в мозгу в отдельную папочку — «дела», — и папочка эта была отнюдь не на первом плане, а была задвинута далеко-далеко, так, что отсюда, из солнечных Альп, была видна только потрепанная обложка из серого дешевого картона.

Акула и счастье были разделены буквально-таки пропастью.

А на первом плане, в папке с пометкой «счастье» был Лось. Этот вспотевший от пробежки полубог. Классный Лось, с его молчаливой страстью, с его ненасытностью, с его жадной, невероятно сексуальной любовью. Он умел не только выразительно смотреть, но и очень сексуально молчать. А целовал он Аньку так, словно она была вкуснейшим в мире мороженым, и он сдерживается из последних сил, чтоб ее не сожрать. Вот это все стоило внимания. Вот это все было Анькино богатств, радость, счастье, золотко. И она справедливо полагала, что здесь, с Лосем в Альпах, в этом земном раю, подальше от дел, она находится на каникулах. В отпуске! И должна только спать, трахаться и развлекаться — и никаких неприятных впечатлений!

— Какого черта этот говнюк Акула собрался портить мне весь кайф! — рычала она в досаде, понимая, что отчасти виновата сама. — Меня папа сюда в медовый месяц, а не на рыбалку послал!

Если б не дала ему повод думать о себе как о доступной цели, он бы не притащился. Не посмел бы. А сейчас…

— Надо выкурить его отсюда! — решительно пробормотала Анька. — Сделать так, чтоб Лось сам ему указал на дверь. Пофиг, что брат! Мало ли, какие права он имеет — к родственникам он приехал… Соскучился, что ли?! Затосковал?! В депрессию впал, насилу из петли достали!? Лось только мой! Он меня должен развлекать, а не этого депрессивного хорька! В конце концов, — бушевала Анька, — это и мой дом… скоро будет. Лось обещал! А у себя дома я хочу чувствовать себя свободно! Хочу сидеть на столе, хочу валяться у камина… блин, с этим Акулой даже голышом теперь не походишь! Впрочем, почему нет…

В мгновение ока коварный план нарисовался в ее мозгу, и Анька одним прыжком, как десантник с парашютом — нутро самолета, покинула постель.

Конечно!

Все гениальное просто!

Ходить голышом!

Анька ведь тут у себя дома, не так ли?

Юргенсон тут появляется по зову. Надо только взять рог, надеть лыжи, выбежать из леса, трое суток карабкаться на гору и там, на вершине, протрубить — то есть, позвонить. Иначе его в дом не заманишь. Прислуга шмыгает тихими мышками и уже ушмыгала. Или не пришмыгала. Да это и не важно; мышей Анька не стеснялась.

А вот Акула…

О-о-о, у него хватит наглости ввалиться в дом без стука, протопать в самую спальню, чтоб всучить еще одну розу и расшаркаться перед добрым Лосем.

— Лось, чо ж ты такой мягкосердечный-то у меня, — стонала Анька, потроша свой чемодан и разыскивая безразмерную майку, которая, пожалуй, и Лосю была бы в плечах как раз, но коротка — до пупа. Анька хмыкнула, представляя Лося в своей розовой распашонке, натягивая вышеупомянутую вещь на голову и тут же едва не вываливаясь из нее.

Если сильно постараться, то горловину можно было натянуть на оба плеча. Майка была достаточно длинной, чтоб прикрыть задницу, но стоило Аньке чуть-чуть наклониться, как все ее прелести были как на ладони.

— Хе-хе! — сказала коварная Анька, критично оглядывая себя в зеркало.

Не то, чтобы ей сильно хотелось демонстрировать Акуле свою голую задницу — да-да, трусы были проигнорированы, — и даже напротив — Анька этого делать не собиралась. Но вот Лосю — да. Она собиралась намозолить ему глаза в таком виде, чтоб до его лосиного ума дошел масштаб панорамы, открывающийся восторженным зрителям. А вот когда зайдет Акула… Анька хотела просто громко разораться, стыдливо натягивая упомянутую майку на коленки, и закатить истерику. Лось был ревнивый. Это Анька просекла сразу. В первый же день знакомства, когда сбежала от него в туфлях по сугробам в аэропорт. За Анькину голую жопку он повелся бы точно. Выставил бы братца вон.

— Хе-хе-хе, — сказала коварная Анька и снова шлепнулась в постель, проверить все сообщения от Клуба Бывших и тут же забывая обо всех горестях, потому что в Клубе страсти кипели, и это было реально смешно.

Всего мстительниц набралось вместе с Анькой четверо. Нина, пятая неуловимая мстительница, жертва похотливого Иннокентия, оказалась в пролете. По причине моральной устарелости ее телефона она не смогла подключиться к чату, а бесконечно перекидывать ей смс было и дорого, и лень. К тому же, ее выкрики касательно Акулы здорово отдавали недетским таким восторгом. Открывая сотое ее сообщение с пожеланиями самых страшных кар Акуле, Анька морщилась, потому что первое, что ей бросалось в глаза, были бесконечные восклицательные знаки, которые тянулись через весь экран то ли унылым забором, то ли шпалами, и Аньке, как Карениной, здорово хотелось на них кинуться, только бы больше не читать воплей Нины.

Второе — это сердечки.

Сердечки, сердечки.