Все шло даже прекрасно, пока в один из дней Вика не обнаружила две синеватые полоски в тесте на беременность. К такому повороту сюжета Рома был не готов. Нельзя сказать, что он не хотел детей или не любил Вику, он просто был не готов. Они разделились на два лагеря. Вика, порхающая от счастья будущего материнства, и Рома, угнетенный проблемами заработка денег и содержания семьи. Как человек ответственный, он начал браться за все, что надо и даже не надо. И очень скоро, как это бывает даже с молодым и растущим организмом, силы стали его покидать. 28-летний красавец превратился в занудного, усталого, вечно раздраженного мужчину, который приходил домой поспать и поесть. Его голова, забитая графиком работ и передвижением денежных сумм, которых, как ему казалось, всегда не хватает, отказывалась понимать, что кто-то в этой семье нуждается не в банковском автомате по выдаче денег, а в любящем отце и нежном муже. Ему казалось, что он непонятый герой, который несет в жизнь доброе и вечное, а его зачем-то заставляют стирать пеленки и ходить в магазин за памперсами. Чтобы максимально избежать недостойных для Супергероя дел, он находил дела, Супергероя достойные. Починить машину одного друга, разобрать завал из старых бревен на даче другого друга, подменить сослуживца по работе, у которого ну очень большие проблемы, сыграв за него третий гриб на детском утреннике. Все это отнимало очень много времени, так много, что на Вику и маленького Сашу его почти не оставалось. И вскоре огромный плюшевый медведь, привезенный Ромкой в роддом вместо букета цветов, стал единственным мужчиной в доме.
Ей, погрязшей в пеленках, распашонках, молокоотсосах, баночках пюре, прививках, соплях, слезах и прочей атрибутике счастливого материнства, катастрофически не хватало хоть часочка в день, да хоть в два дня, да хотя бы раз в неделю, чтобы просто сделать вдох-выдох в полном одиночестве. Роме это было абсолютно непонятно. Вика сперва пыталась объяснить, потом – настоять, потом – поругать (даже поскандалить), но вскоре поняла, что все бесполезно. И оставила все как есть до того самого дня. Он был оговорен сотни, тысячи, сто тысяч раз. Были сверены все графики работ, выступлений и перемещений. Все выверено и вычерчено. Ура. Наконец-то Вика посвятит его себе. Первый свободный день за два года, совпавший с днем рождения подруги. Хороший повод отдохнуть, расслабиться, просто вырваться из ненавистных уже 20 стен, с учетом коридора, санузла и малюсенькой кухни.
И вот, когда она, переодевшись и накрасившись по случаю, доставала из коробки давно не надеваемые туфли на каблуках, раздался звонок чертового мобильника. Ну почему именно сейчас у Толяна прорвало трубу, ни пятью минутами позже, когда бы она уже неслась к остановке автобуса, ни днем раньше, ни ночью, ни утром, почему именно в этот самый момент?! И Ромка с виноватым видом сообщил: «У Толяна жопа, надо помочь. Но я быстро, туда и обратно. Ты еще успеешь. Вы ведь не на час собираетесь. Я правда быстро». Он уже натягивал куртку. Хлопнула входная дверь. А Вика так и осталась стоять посреди узкого коридора с модными туфлями в руках. Это была точка невозврата. Она знала, что быстро не получится. Будут откачивать воду, потом поедут на рынок за какими-то деталями, потом будут долго крутить краны, потом, не справившись, вызовут сантехника, короче – в лучшем случае к десяти вечера управятся. Она аккуратно положила туфли обратно в коробку и пошла в комнату, где ее косолапый друг превратился на время в боксерскую грушу.
Ну, вот и все. Вика вытерла мокрые полоски на лице и поднялась с дивана. Надо заниматься полдником. Скоро из соседней комнаты раздастся
– Здравствуйте, я по поводу собеседования.
– Здравствуйте, – раздался в трубке приятный мужской голос. – Я вас слушаю.
– Хотела бы узнать, можно прийти на собеседование в ближайшие дни?
– Да, завтра с часу до четырех. Вам удобно? Тогда ждем вас, метро Чистые пруды, Большой Харитоньевский переулок, 12. Вход с торца дома.
– Спасибо. Буду.