Мои семейные обстоятельства

Указанный мне столик совсем рядом с лестницей. Пока я устраиваюсь, догадываюсь, где здесь крючки для того, чтобы повесить поклажу, и привожу себя в порядок, рыженькая успевает исчезнуть и появиться с уставленным посудой подносом. На столе оказывается узкая цилиндрическая рюмочка с вольно изображенным растительным орнаментом, к ней такой же крошечный и сходный по дизайну графинчик. На нем тоже рисунки, но их сложно разглядеть из-за темно-алой и густой настойки. Любопытство побеждает: стоит емкости оказаться на столе, как я аккуратно приподнимаю узкий клинышек пробки и принюхиваюсь. После рыданий мое обоняние еще не способно распознать все нотки богатого запаха, но кое-что, а именно нежную сладость, уловить получается. Во рту тут же скапливается слюна, и я невольно улыбаюсь. Хорошо, что есть такие примитивные вещи, как вкусная еда или приятные запахи, которые способны переключить мысли от унылых к более оптимистичным. Но общая картина стола влияет на меня гораздо сильнее. Желудок уныло квакает, напоминая, что кроме карамельки в нем немало часов ничего не было.

— Я оплачу, — сглатывая, киваю на стол, уставленный красивыми керамическими плошками. Стопка ароматных небольших лепешек, десяток начинок и соусов, тонкие листы салфеток, чтобы можно было взять еду, хрустящие длинные пирожки с сырной прослойкой, маринованные и пропеченные овощи, одуряюще пахнущие мясные ломтики, крохотные пирожочки… Все сочное, свежее, ужасно сытное, но другой закуски к настойке и желать нечего. Не дело, конечно, заедать плохие новости, но отказываться от вкусностей моей силы воли не хватает.

— Не нужно, все за счет заведения, — довольная моей реакцией, девушка улыбается.

— А хозяин не оштрафует?

— Саму себя штрафовать я не буду.

— Значит, ты здесь хозяйка? А почему сразу не сказала? — я немного расслабляюсь, не хотелось, чтобы эта хорошая девушка как-то пострадала из-за своей доброты. А так все складывается как нельзя лучше.

— Чтобы не напугать, — объясняет мне она. — Обывателям часто кажется, что свое дело начинают либо зазнайки, либо толстосумы, либо обманщики. Считаю, что не отношусь ни к одной из этих категорий. Да и «я работаю в кафешке» звучит приятнее и проще, чем «я владею кафе».

— Действительно, — соглашаюсь.

— Так что не робей, приступай!

— С удовольствием, — принимать подарки тоже нужно уметь, и я с достоинством благодарю. — Думаю, «Под аптекой» только что приобрела постоянного посетителя в моем лице. И, кстати, мы так и не познакомились. Я — Лайм.

— Очень приятно! Ктена, — представляется моя собеседница и присаживается напротив, проворно вскакивая на высокий табурет. Легкими движениями наливает настойку мне и лимонад из высокого запотевшего кувшина себе. — За знакомство!

— За твою помощь, — серьезно благодарю еще раз. Обида на Ремана еще теплится, но за эти дни я так устала, что нет никаких душевных сил накручивать себя и разбирать сейчас нашу с бывшим приятелем беседу. Я подношу полную почти по края рюмку к губам и медленно тяну жидкость. Она, обжигающе холодная, прокатывается по пищеводу колодезной водой, а потом разгорается пожаром. В голове сначала все путается, потом через сладость внезапно прорываются яркие кислые нотки — и вся неразбериха внутри меня постепенно упорядочивается. Именно так и действует настойка на красной, как кровь и как огонь Флеймов, релле. Эта ягода, собранная в первые холода, правильно обработанная и выдержанная нужное количество времени, — природный стимулятор и энергетик. Настойка на ней краткосрочно пьянит, но не тормозит мыслительный процесс и не вызывает похмелья. Процесс приготовления такой настойки непрост и доступен не каждому зельеделу, только тем, кто посвятил себя именно настоям и готовил их не одну сотню раз. Я лично ее готовила всего лишь восемнадцать раз, и только два из них вышли именно такими, как надо.

— Теперь лепешку, — слышу совет, когда немного прихожу в себя и ставлю на стол пустую рюмочку. Ктена подвигает ко мне блюдо. Я складываю слой за слоем — лепешку, кусочек мяса, ломтик баклажана, хрустящий, слегка опаленный салат — и макаю получившуюся трубочку в медового цвета соус с вкраплениями мелкорубленых орехов и круглых крошечных зерен горчицы.

— Вижу умельца, — смеется Ктена, потягивая сквозь полую деревянную трубочку лимонад, ослепительно-желтый с фиолетовыми искрами мяты и базилика.

— Вкусно-то как, — закончив пережевывать, делюсь впечатлениями. Вторая доза настойки сперва не оказывает какого-либо воздействия. Она сладкая и мягкая, почти нежная, и не кажется холодной. Я выдыхаю спокойно и даже размеренно, а потом понимаю, что по щекам текут слезы. Это так неожиданно, что мне сложно определить, почему они бегут. Перед глазами проносится полдюжины прочитанных мной книг и статей о красной релле и ее влиянии, но беспокоюсь я зря.