Мои семейные обстоятельства

Когда картинка перед глазами становится четче, неизвестный доброжелатель обретает облик. Первым делом в глаза бросаются нетипичные для уроженцев земель Флеймов черты лица: слегка раскосые глаза, острый длинный нос и короткие брови. Кожа у незнакомца даже в полумраке «Под аптекой» имеет явственный бронзовый оттенок. Постепенно к образу добавляются черные слишком прямые волосы и маленькие, прижатые к голове, уши. Передо мной, можно сказать, типичный представитель южно-западных земель. Если бы не акцент, характерный для земель Флеймов, и еще одна странность. Мне из-за особенностей моей работы, происхождения и переездов встречается немало людей. Но такого тощего южанина я вижу впервые. И он, к моему удивлению, не узкий в плечах, не истощенный на вид, да и вообще выглядит довольным жизнью. Только рубашка приталенного кроя из тонкого летнего шелка, модного в Викке в этом году, не скрывает выпирающих худых ребер, торчащих ключиц и костлявых верхних конечностей.

— Алилль, — представляется он и громким шепотом подсказывает: — Дома меня кормят, если это вас заботит, просто вырваться с работы домой получается не так часто, как мне того хочется. А за работой и поесть некогда.

Хорошо, что в кафе даже слишком жарко, несмотря на своенравную и часто прохладную в этот сезон ночную погоду. Так что мои щеки и без того в румянце. И вовсе я не думала о том, что кого-то недокармливают!

Между тем новый знакомый достаточно свободно обустраивается напротив меня. Меня не расстраивает то, что кто-то нарушает мой относительный покой. Этот Алилль выглядит достаточно безобидно, дружелюбно и ненавязчиво. Слегка припухшая кожа вокруг глаз выдает его усталость. А вымотанные работой люди обычно не растрачивают энергию попусту.

Действительно, он не спешит завязать беседу. Мы ограничиваемся именами и вежливыми комментариями о вечере. Едва ли это можно называть полноценной беседой, но подобное ленивое перекидывание вопросами расслабляет и настраивает на позитивный лад.

— Сегодня хорошая погода, не правда ли?

— Да-да, слегка прохладно будет к полуночи, но запах цветущего силенция даже слишком силен. Так что завтрашний день будет жарким.

— К сожалению, мой нос забит мешками книжной пыли, чтобы учуять это! А вы?..

— Неплохо варю зелья. Так что неосознанно заметить, что и как пахнет, это, можно сказать, профессиональная деформация.

Я чувствую облегчение. Хорошо, когда неожиданный собеседник кажется тебе легким, когда не нужно настораживаться. Давление обстоятельств, которые столкнули нас, понемногу спадает, и можно расслабиться. Поэтому меня тянет положить голову на локоть и из такого положения поглядывать на случайного нового знакомого.

— Когда-то я мечтал стать великим зельеделом! Первый же мой эксперимент был настолько удачен, что дед пообещал, что вторая такая выходка будет стоить мне пальца… Да, он был воспитан в лучших традициях кочевых южан. А там со смутьянами и разрушителями разговор очень короткий. Сейчас, конечно, таких наказаний нет. Но тогда, в детстве, эта угроза меня впечатлила. Да и не было у меня никакого желания учиться еще чему-то. Хватило и навыков строителя!

— Почему строителя? — Алилль рассказывает эмоционально, закатывая глаза, морща нос и даже размахивая руками. Я то и дело едва успеваю убирать с его дороги все бьющееся и способное разлиться. Кажется, дедушку Алилля понять можно.

— Потому что результатом был взрыв, который обвалил западную стену кухни и существенно покосил мансарду. Всю осень я ремонтировал стену: носил стройматериалы, выкладывал кирпичи, ровнял, штукатурил и белил. Взрослые, конечно, помогали, но основную работу я должен был сделать сам. Я успел вернуть дому нормальный вид к холодам. Однако зельеделие с тех пор стало для меня запретной темой.

— Можно было уехать из города…

— Мне было тринадцать, слишком мало для такого ответственного шага!

— Но мысли были? — я вспоминаю себя в таком возрасте.

— Конечно, — соглашается со мной Алилль. — Но я решил, что прежде чем организовать побег, мне стоит хорошенько подготовиться. Во-первых, прочитать все книги, которые касались не только зельеделия, но и географии, истории и экономики. Я ведь собирался в другие земли, где жили совершенно другие люди. Важно было знать, как и что мне делать после побега.

— А во-вторых?

— На первом пункте я и остановился, — хмыкнул мой собеседник. — Книга за книгой — и труды по зельеделию показались мне милей самого зельеделия, а библиотеки и архивы стали вторым домом. Но, не будь того взрыва, я бы не узнал этого. Возможно, был бы торговцем, как отец.

— Никто не знает, — пожимаю плечами.

— Действительно, никто.

На этих словах вокруг нас воцаряется относительная тишина. Вопрос «что было бы, если» меня интересует уже многие годы, но по-прежнему остается без ответа. Когда он начинает мучить меня слишком сильно, я вспоминаю, что этим обесцениваю все свои решения и действия, свое прошлое. А ведь та жизнь, какой бы она ни была, моя. От начала и до самого ее конца.

⁂