Мой Север (СИ)

Физическое наказание (батоги — простолюдинам) — утеря щита, кража, повторное неисполнение приказа, многократное серьезное нарушение, отступление с поля боя без приказа.

Арест (от 3 до 10 суток на хлебе и воде — простолюдинам) — утеря оружия, неисполнение приказа, неоднократное серьезное нарушение.

Наряд на работы (от 1 до 3 — простолюдинам) — серьезное нарушение.

Штраф (объявляется простолюдинам — перед строем подразделения, благородным — лично или в присутствии благородных) — неоднократные нарушения, серьезное нарушение.

Публичное порицание (объявляется простолюдинам — перед строем подразделения, благородным — лично или в присутствии благородных) — незначительное нарушение.

Награждения и наказания — на строгом учете в специальной книге. В том числе, чтобы не было возможности подделать награду. С наказаниями ни я не жестил, ни другим не давал перегибать палку. Для того этот перечень и создавал. С наградами тоже пока было не очень густо, но это принципиально. У меня не будет павлинов, обвешанных медалями даже на спине и штанах.

За три круга я всего пять медалей выдал: «За отвагу» — Стоку, Матею и Белославу, «За заслуги» — старосте Оряхова Булычу и лекарке Алме. Они реально заслужили. Зато я не жалел средств на премии и подарки. Не стеснялся объявлять публичные благодарности, которые тоже не были пустым сотрясанием воздуха. Народ знал, получишь одну-две благодарности, в следующий раз жди премии или подарка.

Я стоял на крыльце своего дома, а передо мной переминались с ноги на ногу тилинкиты. Делегация от Рода Куницы. Изможденные лица, подрагивающие руки, просящие взгляды. Представители некогда одного из сильнейших родов северных варваров.

Они еще сильны, хоть и не настолько, как в прошлом, но воздействие алкоголя уже оказало губительное, разрушающее влияние на них, в результате чего Род неуклонно катится к упадку. Жалко мне их? Испытываю я угрызения совести? Нет! Один раз увидели бы, что они творили с населением материка, — не стали бы задавать таких вопросов.

«Куницы» пришли просить о дополнительных поставках. Но все дело в том, что они уже не могли заплатить достойную цену за то количество «аристийского», что желали получить. И, видимо, вопрос был настолько насущным, что прибыл сам Омрын. Один из трех вождей Рода.

Почему прислали балогуна (военного вождя), а не олори (главу рода) или лори (старейшину рода)? Понятно, что из-за личных контактов со мной. Мы друг друга знаем. Знаем, что примерно можно друг от друга ожидать. То, что не послали кого-то стоящего в Роду на более низкой ступени властной структуры, говорит о важности вопроса для варваров.

Я рад, очень рад… Катитесь вы в пропасть, твари! Только побыстрее, а то как по мне, так слишком медленно вы туда катитесь. Вид тилинкитов вызывал бурю эмоций, но на своем лице я старательно удерживал бесстрастное выражение.

С тилинкитами мы торговали в определенные дни чертога. На три заранее установленных дня у побережья Бабаек собирались «мирные» тилинкиты и мои торговцы. Для того, чтобы определять друг друга издалека, ввели специальные обозначения. У моих людей это был штандарт цветов баронства Аристи, а у тилинкитов — большой бубен с изображением тотемного животного.

У Рода Куницы, соответственно, — изображение куницы. Торгующие Рода тилинкитов были наперечет, поэтому их знаки все прекрасно знали. Хочу также отметить, что несмотря на запредельную жестокость, у тилинкитов были свои представления о гордости и чести. Поэтому, обманом они не занимались и под прикрытием чужих знаков нападений не делали. Если приходили торговать — торговали, если приходили убивать — убивали.

Тилинкиты за «аристийское» и продовольствие поставляли моржовую кость, мех, шкуры, рабов и… нефть. Я не случайно про нее узнал. Очень давно я начал расспрашивать всех, кого мог, видел ли кто-нибудь «земляную кровь». Описав, как можно точнее, что я имею ввиду. Ответ пришёл пока только от тилинкитов. В паре мест на их землях нефть выходила прямо на поверхность.

Я выкупал у северных варваров рабов. Перед покупкой обговаривал с захваченными в рабство людьми их перспективы. Если рабы желали осесть в Оряхово, заключал с ними договоры и ставил их на те направления, где они согласно своим навыкам и умениям могли принести пользу. Если же рабы желали уехать к себе на родину, то заключался совсем другой договор.