Мой сладкий грех (СИ)

Поднимаюсь на второй этаж, куда указали внизу. Палату искать не приходится, вижу на коридоре Калинина, он разговаривает с врачом. Быстрыми шагами преодолеваю половину коридора и останавливаюсь возле них. Калинин смеряет меня таким убийственным взглядом, что в любой другой ситуации, мне бы захотелось исчезнуть под землю. Сейчас пох*р.

— Что с ней? — задаю вопрос врачу. Он недоумевает.

— Вы кто, молодой человек?

— Парень ее, на моей машине ехала, — не получается скрыть, что заведен до предела. Оказывается, есть вещи, которые могут меня вывести из равновесия без возможности справиться с эмоциями.

Он кидает взгляд на своего собеседника, но, видя мое состояние не рискует выдвигать что-то о том, что я не являюсь близким родственником и всю эту хрень.

— Перелом ключицы, разбитая голова, сотрясение.

— В сознании?

— Да, еще в машине скорой помощи пришла в себя.

— Она в этой палате? — показываю на дверь, перед которой мы стоим.

— Да,… — тушуется доктор, заглядывает в глаза Калинину — но…вам, наверное лучше не ходить.

— Кто меня остановит?! — свирепею я. Сейчас в таком состоянии, что пятерых раскидаю налегке.

Врач отступает и спешит свалить подальше от проблем.

— Отойдем? — берет меня под локоть новоиспеченный, мать твою, папа. Только его нравоучений сейчас не хватает.

Выдыхаю, иду за ним к окну в конце коридора. Колотит меня знатно, но стараюсь держать лицо.

— То, что у тебя крыша улетела, это я понял, но я не думал, что безвозвратно. Ты на хр*на ей машину дал? — зло выплевывает он.

— Она на ней не первый раз ехала. И водит она нормально, я не дал бы, если бы не был уверен.

— Ты, бл*дь, издеваешься, что ли? Ты, взрослый мужик, безответственно усадил за руль девчонку! И из-за твоей уверенности моя дочка на больничной койке, с переломами!

— Она там по другим причинам.

Зарываюсь пальцами в волосы, вдох-выдох. Я не чувствую перед ним вины, только перед Никой, но я его понимаю, сам бы крошил всех, кто прямо или косвенно причинил ей боль.

— Я найду, кто это сделал…

— Что сделал?

— Менты на месте аварии сказали, что были подрезаны тормоза… Я первый подозреваемый, отсюда поеду на допрос…

Шок, застывший в глазах Калинина, возвращает меня в реальность. Мне нужно скорее во всем разобраться, по свежему.

— Я ненадолго к Нике. Мне нужно ехать, — поворачиваюсь и иду в палату.

— С ней Марина, — не знаю зачем, говорит он мне вдогонку.

Открываю дверь и сердце сжимается в тугой узел. Черешневые глаза смотрят виновато и затравлено. С левой стороны на лице бордовые следы от удара, голова перевязана бинтом, из-под свободной рубашки выглядывает повязка, наложенная для фиксации костей ключицы.

Отрываю взгляд, замечаю тетю Марину, стоящую у подоконника.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, — отвечает, тоном оповещая, что я не оправдал ее надежд.

Плевать, присаживаюсь возле Ники, глажу тыльной стороной ладони по не травмированной щеке.

— Ты как?

— Могло быть и хуже, — сдавленный голос выворачивает мое нутро наизнанку — Машина сильно разбита?

— Я не смотрел. Забудь о ней.

— Я не знаю, как так получилось, Назар. Она стала тормозить, как в гололед, не понимаю, что произошло.

— Кто-то повредил тормоза.

— Что?! — слышу за спиной голос ее матери.

Ника замирает в потрясении, открывает рот, но так и не может ничего произнести.

— Ты никого не видела, возле двора, когда приехала?

— Нет, — машет головой.

— Назар, — включается тетя Марина, — с этим должна разбираться полиция.

— Она уже разбирается, — говорю для успокоения. — Ты после удара отключилась? Что помнишь?

— Начала тормозить перед поворотом, меня повело. Испугалась, попыталась удержать руль, но, когда легонько нажала на газ, меня понесло на бордюр, при прыжке сильно ударилась головой о боковое стекло, и больше не помню ничего.

Огромные глаза застилают непрошенные слезы, она пытается их подавить, сжимает губы, но они, все равно, выливаются и стекают крупными каплями по щекам.

Меня накрывает, комок подкатывается к горлу и хочется кричать, никогда еще не испытывал того, что чувствую сейчас. Что это — жалость, сочувствие, злость? Или все вместе?

Бережно, насколько могу, обнимаю ее, прижимаюсь, боясь даже дышать. Она упирается лбом в мою грудь и горько плачет.

— Не плачь, Солнышко. Главное цела.

Слышу глухой звук закрывшейся двери позади, нас оставили одних.

— Прости, это из-за меня…

Ника поднимает на меня заплаканное лицо.

— Я теперь надолго вышла из строя…

— Переживем…Мне нужно ехать, вечером проведаю тебя. Что привезти?

— Планшет в спальне на тумбочке. А то я тут завою.

— Может, фрукты?

— Давай, на твой вкус.

Закрываю дверь палаты, Калинин сидит неподалеку на диванчике. Поднимается, увидев меня.

— Сколько она здесь пробудет? — спрашиваю, отмечая, что он уже не такой злой, как вначале.

— Пару дней понаблюдают, если все нормально, отпустят домой.

— Я вечером приеду…Если не загребут…

— Ты сейчас в полицию?

— Угу, только домой заеду, записи с камер сниму.

— С тобой поеду.

— Зачем?

— Ты был когда-нибудь на допросе?

— Нет.

— Поэтому и поеду, как адвокат. Заодно с материалами дела ознакомлюсь.