Ирис провела руками по столешнице, ниже, к боковым планкам тумбы. Нащупала глубокие симметричные царапины.
Она нагнулась; темно, не разобрать. Пришлось зажечь лампу и сесть на корточки.
На внутренней стороне тумбы был нацарапан математический пример!
«Три умножить на два, прибавить четыре умноженное на три, прибавить семь умноженное на единицу»!
Ирис озадаченно прочитала пример вслух. Простая школьная задачка. Зачем она здесь? Да еще обведена рамкой.
Ирис мысленно посчитала: двадцать пять.
И что это значит? Какой-то код?
Она открыла арифмометр и ввела пример. Внутри жалобно крякнуло, закрутились два колесика и показали ерунду. Не сработало.
Наверное, это ничего не значит. Барону пришла в голову какая-то идея, бумаги под рукой не оказалось.
Нет, не сходится. Почему барон сидел в тот момент под столом и с гвоздем в руках? Хотя кто их знает, этих изобретателей.
Скорее, Даниэль в детстве баловался, когда ему задавали решать арифметику.
Надо спросить у Рекстона. Он наводит порядок в кабинете у дяди, и наверняка знает ответ.
Да и в любом случае не мешает с ним поговорить.
Ирис охватило трусливое волнение. Но откладывать разговор она не собиралась. Лишь спустилась в свою комнату и прихватила Клодину – для храбрости.
Ирис обошла дом. Дворецкий как испарился. Он не смахивал пыль в гостиной, не инспектировал спальни, не вел учет в кладовой, не отдавал указания повару на кухне.
– Должно быть, он в своей рабочей комнате, – подсказал Густав, с опаской косясь на куклу в руке Ирис. – Зеленая дверь в конце коридора.
Ирис нашла нужное помещение и постучала.
– Войдите – пригласил серьезный голос Рекстона.
Она приоткрыла дверь: ей было неловко вторгаться в комнату дворецкого и при этом ужасно любопытно.
Что она увидит внутри? Отсюда дворецкий правит своим хозяйством железной рукой – командуя не только слугами, но и хозяевами!
– Это всего лишь я, Ирис! – сказала она с напускной веселостью, ступив в комнату. И добавила сценическим голосом Кло, чтобы скрыть робость: – И еще я, Клодина! Привет, Арман, король всех дворецких!
Она помахала кукольной ручкой Рекстону, который сидел за низким столом и был занят чем-то очень важным.
Ирис огляделась. Комната тесная, но светлая и удобно обустроенная. Вдоль стен – стеллажи, набитые банками и коробками с хозяйственными принадлежностями. Все разложено с потрясающей аккуратностью.
На столе – щетки, банки с ваксой, распорки, тряпки, тазик с водой. И ряды обуви. Штиблеты и прогулочные ботинки Даниэля. Домашние туфли и сапожки тети Греты.
А вот и ее собственные ботинки… те самые, что пострадали после утренней прогулки. Некогда нарядные, с тиснением, но нынче с заломами, истертыми подошвами и разлохмаченными шнурками. Не счесть, сколько лиг исходила в них Ирис по улицам столицы, в дождь и жару!
Рядом с щегольской обувью ботинки смотрелись бедными родственниками. Они кричали о том, что их место – на помойке.
Рекстон встал.
– Добрый вечер, госпожа Диль. И вам добрый вечер, барышня Клодина, – он отвесил кукле насмешливо-учтивый поклон и улыбнулся – своей типичной сдержанной улыбкой, что слегка приподнимала угол его рта и добавляла морщинки вокруг глаз.
Рекстон был лишь в брюках на подтяжках и белой рубашке, ворот расстегнут, рукава закатаны до локтя. Ирис глаз не могла оторвать от его мускулистых предплечий с выступающими жилами.
Он недавно умывался, потому что его темные волосы блестели от влаги.
Ирис привыкла видеть дворецкого безупречно одетым, застегнутым на все пуговицы – он был неотделим от своего строгого костюма. Теперь же вид его обнаженных рук и участка голой шеи и груди в вороте смутили ее едва ли не больше, чем когда она застала его утром саду практически неодетым.
Тогда он был далеко от нее, а теперь – близко, в тесном пространстве каморки. Так близко, что она чувствует тепло его тела.
***
Она остро ощущала его всеми органами чувств – вдыхала запах его мыла, настороженно ловила блеск его глаз и вздрогнула, когда он произнес звучным, как у актера голосом:
– Чем обязан визитом, госпожа Диль?
– Я хотела поговорить.
– Я тоже хотел поговорить с вами, – сказал он серьезно. – Пожалуйста, располагайтесь. Извините за скромную обстановку. Господа обычно сюда не заглядывают, но здесь нам не помешают. Однако если вы предпочтете перейти в салон…
– Нет-нет! У вас уютно. И вы не представляете, в каких только скромных и нескромных обстановках мне доводилось бывать, – Ирис легкомысленно хихикнула. Точнее, не она, а Клодина.
Она села в кресло, на которое указал ей Рекстон. Удобное кресло, с подставкой для ног, рядом – стойка для газет. Здесь Рекстон отдыхает, читает… думает о своем.
Рекстон остался стоять. Он нахмурился: на его лбу появилась суровая морщинка, мыщцы на щеках напряглись, от чего черты его лица стали еще более чеканными.
– Приношу вам глубочайшие извинения за поведения господина Эрколе, – заговорил он. – Я случайно стал свидетелем того, что произошло в саду. Кажется, я вмешался вовремя.
Ирис так удивилась, что только и смогла выдать любимое восклицание тети Греты:
– О!