Мой снежный князь (СИ)

Ужинали мы в этот вечер без князя. После ужина, видя мое грустное настроение, Харольд предложил сыграть в шахматы. Я с удовольствие приняла его предложение, так как с отъездом подруг заняться было нечем. Мы неспешно играли, и я решила задать вопрос, который мне не давал покоя:

– Харольд, а почему раньше никто из грогов не обращал на меня внимания, а теперь все вежливо и с почтением здороваются со мной?

После некоторого раздумья он ответил:

– Наш народ пришел в эти леса с желанием начать спокойную жизнь. Они были зелены, полны дичи, ягод. С россыпью озёр прозрачной чистой воды. Мы сами наполовину дети природы, и нас радует буйство красок и жизни. Все было хорошо и для нас настали счастливые времена. Но со временем, после того как люди отвернулись от Влада и его сердце начало ожесточаться, сюда пришла зима. Она хороша, когда после следует весна, и земля просыпается после спячки. А так… Для нас это угнетающе. Мы чувствуем сон земли и это давит на нас. И так год за годом…

Он посмотрел на меня прямо, и что-то непередаваемое было в его глазах:

– Твое появление для нас – последняя надежда нашего народа на избавление от вечной зимы.

Я потрясенно молчала. Тяжело быть надеждой целого народа, когда даже не знаешь, что надо делать. Я встряхнулась.

– Харольд, извини за любопытство, но это правда, что вас создал чародей, смешав суть человека и дерева?

Он откинулся в кресле и была в его глазах непередаваемая печаль.

– Это правда. Он создал нас с желанием завоевать весь мир, но дал нам слишком много сил и способностей. Мы не пожелали быть его игрушками. – Он помолчал. – Прошло много времени с той поры, но до сих пор тяжело вспоминать те времена, и это не подходящая история для нежных ушей девушки.

– Расскажи, пожалуйста, что можешь, – попросила его я.

Он усмехнулся:

– А ты настойчива!

Он подпер голову рукой, задумался и начал рассказ:

– Когда мы приплыли в эти земли, мы бежали от таких ужасов, что я вспоминать не буду. Наш народ хотел спокойной жизни, а нашел лишь войну. Мы пришли с миром, а нас боялись и старались уничтожить. На нас нападали – мы защищались, а потом гнев вскипел в нас и мы сами пошли в наступление. – Он тяжело вздохнул. – Я не знаю, чем бы это закончилось, если бы Владислав не остановил нас.

Он усмехнулся, вспоминая:

– На нас шли войсками, и мы всех сметали. А тут выезжает мальчишка, один! Но он был полон достоинства и бесстрашен. И тут он предлагает нам все то, о чем мы только мечтали. Только глядя на нас, люди в ужасе бежали, а он был спокоен и говорил с уважением.

– Мы не могли не принять его предложение, понимая что война – это путь в никуда, и пора остановиться. В тот день Владислав спас много жизней, – он тяжело вздохнул, – только вот закончилось все тем, что от него все отвернулись.

Он замолчал, а я переваривала его слова. Про шахматы мы забыли, увлекшись разговором.

– Харольд, а почему Владислав все время ходил в обличье…, - Я не знала, как объяснить и показала на его лицо, – а после превращения в кабинете, не возвращает себе прежний вид?

Он усмехнулся:

– Может, не хочет тебя пугать? – полушутя, полусерьезно ответил он.

– Меня больше напрягает его теперешний вид, – сказала я хмуро.

Харольд поднял брови от удивления:

– Разве ты раньше его не боялась? – удивленно спросил он меня.

– Мне не был страшен его внешний вид, меня пугали его глаза.

– А что не так с его глазами? – удивился он. – У меня такие же и ты меня не боялась.

– О нет! – улыбнулась ему я. – У вас они необычайно мудрые и добрые, а у него…, - у меня не находилось слов, чтобы объяснить и выразить свои ощущения. – У него они холодные, как осколки арктического льда. Это глаза существа, который прожил долгие-долгие годы, и они не были счастливыми.

Харольд молчал, внимательно и серьезно смотря на меня.

– Ты многое видишь, девочка, – сказал он задумчиво. – А что еще ты можешь сказать?

Я задумалась, а потом медленно начала говорить:

– Мне кажется, его мало что трогает и интересует. Он отстранен и холоден, его ничто не удивляет и не выводит из себя.

Харольд улыбнулся:

– Но ты-то его способна вывести из себя, – сказал он мне, намекая на то, когда он в бешенстве приказал отправить меня на кухню.

Увидев, что я его поняла, он продолжил:

– Я его в таком гневе не видел уже долгие годы, – потом подумав, добавил, – очень долгие годы.

– Вы что же мне предлагаете? Планомерно доводить его до бешенства?! – с шутливым возмущением спросила я.

Он засмеялся. Затем, успокоившись, продолжил:

– И я бы не сказал, что ты его не интересуешь.

Видя мое непонимание, он пояснил:

– Я замечал, как он смотрит на тебя, когда ты не видишь.

– Это от того, что звук моего сердца раздражает его. Это он сегодня так сказал, – объяснила я.

Харольд покачал головой:

– Он бродил возле твоей комнаты, когда вы там устраивали девичьи посиделки.

– Наверно мы слишком громко смеялись, и это ему не нравилось, – возразила я.

– Знаешь ли ты, что в этом доме женский смех не звучал уже давно?

– Разве Чаруша не смеялась? – удивилась я.

– Может ли её жеманное хихиканье сравниться с искренним смехом? К тому же она боялась его до дрожи.