Мои сны глазами очевидцев

Мне снилось, что я листаю рекламный проспект и вижу фотографию круглый золотой футляр, в который запаян самый большой алмаз в мире. Под фотографией написано, что сейчас владельцем алмаза является Билл Гейтс. Он продал все свое имущество и купил этот алмаз, а через некоторое время перепродаст какому-то шейху, уже на несколько долларов дороже. Я вспоминаю историю, связанную с этим камнем. В IX веке одного суфия спросили: "Как можно любить Бога, если Его никто не видел? И как ради Него, неведомого, можно чем-то пожертвовать?" В качестве ответа суфий запаял самый большой алмаз в золото и пустил его в оборот. Алмаз никто не видел - но все хотят обладать этой диковиной и перекупают ее друг у друга, жертвуя все большими деньгами. В алмаз, как в Бога, надо верить - никто не позволит вскрыть футляр, ведь владеть им некоторое время считается величайшей честью на Земле. Все, кто когда-нибудь обладал этим камнем, вписываются в Книгу Алмаза. В проспекте приводится расхожее доказательство существования камня под золотом: суфий был боголюбив, и не мог за образ Божий выдать, что попало. Но я полагаю, что в футляре какая-нибудь дрянь, ведь это не Бог, а Маммона, бог богатых, не образ Божий, а противопоставление Ему. Я думаю, что суфий посмеялся над маловерами.

Бодрствование 21

Сон об алмазе навел меня на мысль сочинить рассказ. Я потратила на это несколько дней - и не страдала, и не чувствовала себя бездельницей. С был несколько оправдан в моих глазах - ведь он сочинял стихи. Запаянный алмаз показался мне образом девочки-христианки, которую я знала, когда мне было 13-14 лет. За эти несколько дней я забыла и К, и С, и тебя. Инну достали мне с верхней полки моей памяти. И я накинула ей лет 15, и добавила ей брата, и массу всего, закутала куколку памяти в тряпицы вымысла.

Я ходила смотреть, как она ходит в церковь. Как безмятежно достает из сумки платочек, как цепко, борясь с ветром, облепляет им круглую головку, и медленно, как будто ей и в этом мешает ветер, кланяется расписным воротам. Она ничем не отличалась от других дачных девочек. Мы встречались на улицах поселка, девочки с бадминтоном и велосипедами, слушали музыку, смеялись и болтали, а я не сводила с Инны завороженных глаз, не понимая, что заставляет ее так отличаться от нас, в то же время ничем не отличаясь. Для меня и сейчас нет большей загадки, чем человек верующий. Человек, стянувший свое сознание обручем, сказавший "да" всему, что вошло в круг, и "нет" всему остальному. Обруч веры - оковы или корона, венец избрания? Уютная нора или добровольная темница? Внутри Инны была тайна, и глаза мои ощупывали живую шкатулочку, и не находили тайной пружины. Ничей облик за всю мою жизнь я не помню так отчетливо, как Иннин. Я помню все ее платья, заколки и колечки. Все ракурсы ее четырнадцатилетнего тела, все повышения и понижения голоса. И ранку на колене после велосипедного падения. Кровь, проступившая сквозь кожу, блестела так, словно роились зернышки в малиновом варенье. Инна ревела, а я зализывала ранку: соль, томат и жидкое железо. И насморк помню. Розовые, в паутинке заветренной кожи крылья носа и жемчужину в пещере ноздри. Мои дачные дни были подчинены расписанию Инны. Она за молоком, она за хлебом, она на речку, она с подружкой гулять по аллеям, и я, и я, и я.... На дачу я ехала как на охоту. Как обученная собака я застывала при виде Инны: присутствие тайны сковывало мои члены, и ветром оглаживало мою кожу. Иногда я заходила в церковь, зная, что сейчас меня выгонят за голую голову и короткий сарафан, и как сквозь толщу воды смотрела сквозь полумрак, лоскутный свет свечей и курево смолы на ракушку с жемчужиной, на Инну. Она внимала. Ее спина была неподвижна, была стеной, и стена сгибалась в глубоком поклоне. Потом Инна перестала ездить на дачу. Как невыносимо пусто было там тем летом! Словно бы засуха погнала меня дальше за водой Божией. В других местах предстояло мне искать любовь.

Сон 22

Он найдет веру на Земле.