Мой сосед Владимир Путин. Разговор по душам

Сергей Чилингарян Мой сосед Владимир Путин. Разговор по душам

Предисловие

Маяковского, 36/38 — по этому адресу в Ленинграде я жил с 1969 по 1973 год. В апреле 1969 года после затяжных дождей обвалился № 40, дворовый флигель. Старый дом, накануне появились трещины; почти все успели выйти, но все же трое погибло. Ближние жители приходили смотреть на разбор завалов, а пацаны так со всей округи. Для стоящего на болоте Питера это было городское ЧП.

Среди подростков был, скорее всего, и Володя Путин: он жил рядом, в Басковом переулке, который пересекает Маяковскую метрах в пятидесяти от дома 36/38. Следующая после Баскова, параллельная ей, — улица другого поэта, Некрасова. И на ней была городская баня. Сейчас она уже не работает — попала под «буржуазацию». В старой части Питера, особенно в то время, отдельных квартир было немного — все больше коммуналки, вроде нашей: 9 комнат, 15 жильцов. Так что большинство посещало баню. Слева от входа была капитальная пивнуха — место, можно сказать, общественное: по вечерам, по субботам-воскресеньям — очередь. Вход в парное отделение стоил 13 копеек — буханка хлеба, а в душевое — 18; считалось, что шайка воду бережет.

Я ходил туда два раза в неделю, чаще всего один. В помывочной просил кого-нибудь помоложе потереть спину. Тогда с этим было запросто, банная общность считалась обычным делом, крутизны и церемоний еще не нахватались; так что отказу не было, каждый подсоблял в меру своей расторопности. «Парень, потри спину», — и протягивал ему намыленную мочалку. — «…Отлично. Давай я тебе». Я называл это «объединиться в спинтрест».

Если у Путиных и была квартира с отдельной ванной, все равно они, скорее всего, тоже ходили в баню. И какой русский не любит попариться… Мне до бани метров 200, с Баскова — не дальше. Не исключено, что был случай соприкоснуться с будущим президентом в «спинтресте». Посещал я ту баню, как-никак, два года (два других в тот период был в армии).

Далее векторы наши по сторонам разъехались. Путин — в КГБ, в карьер и вскачь, все выше. Секреты, партия и политика его интересовали как единственно доступный ему способ подняться и «володеть». Теперь это очевидно: ловкий парень, он встроился бы в любую конструкцию. Благоденствовал бы и в застой, если бы тот еще длился. Но система крякнула и обломилась, и из вскормившей его партии Володя катапультировался вместе с креслом. И, оказывается, чуть ли не одним из последних. Понятное дело, осторожничал, а то какой же из него разведчик!

В нужное время добрым молодцем обернулся, просчитал все правильно. Правда, как утверждают недобрые языки, первое время за Собчаком то ли шляпу его, то ли портфель носил. Но потом повезло неслыханно: попался на глаза Самому и, подошедши ему по всем параметрам, был явлен народу как преемник.

* * *

Наступил 2000-й, оглашают биографию преемника: Ленинград, Басков… Ага, давний сосед по околотку… При прочих равных условиях надо бы отдать за него голос — за бывшую хотя бы спинтрестовскую общность.

Питер — город моей студенческой юности, женитьбы (почему и поселился на Маяковского), рождения дочки, культурного, так сказать, становления и прочего. Прожил я в нем всего 12 лет (с промежутками на 2, потом на 3 года) и одно время помыслить не мог, что куда-то из него уеду. «Как я без Питера?» — такая мысль, знаю, была обычной для многих.

Но прошло время, жизнь дала, по собственному разумению, трещину. И явилось оправдание: питерский дух с годами, наверное, нивелируется, и если перееду, скажем, в Подмосковье, особой разницы не почувствую. Так я оказался в 1981-м во Внукове. Разницу все же довольно внятно ощутил, никуда она не выветрилась. Видна и теперь во многом, да хотя бы в содержании ТВ-программ питерской и центрально-московских.

Питерские навсегда остались мне по духу ближе, застолья с ними — комфортнее, меньше прет карьерным чванством или лакейско-обывательским бравированием приближенности к «господам», которых в Москве объективно больше. Москвичей так или иначе отличает некая, пусть чаще не прямая, а суставчатая «посвященность» в круг сильных мира сего, знание их обихода и прочего, почему ее и обозначают, как только завяжется конкурентный разговор.

И потом, даже обычных городских порядков, житейского толка и общественной терпимости в Питере всегда (во всяком случае, раньше — и это всего лишь мое частное наблюдение) было больше…

* * *

И вот теперь Путин. Тут уже дух не причем, тут политика, а любого, кого отобрал бы Ельцин в качестве своего продолжателя, я априори на дух не перенес бы. Чудес не бывает; к тому же, преемник — из особых органов, а что там могут знать о сущности рядового труженика и, соответственно, о его внутренних стимулах, без которых невозможна достойная жизнь для всех? На то они и особые с особым, а не универсальным, взглядом на природу государства.