Мой Сталинград

Под конец еще раз воспроизвожу выписку из документа, хранящегося в Подольском архиве:

«Фонд 7 гв. армии, оп. 5373, д. 276, д. 229.

Это было юго-западнее Зет, 30 августа при выходе из окружения. Мл. сержант Николай Гурьянович Сараев, чл. ВКП(б) с августа 1942 года, 1922 года рождения, Североказахстанской области, 29 сд 106 сп из полковой минометной роты.

...Несколько танков приближались к политруку полковой минометной роты младшему политруку Алексееву, с которым находился Сараев, и, когда один танк был уже в 20 метрах от них, Сараев с противотанковой гранатой вплотную приблизился к танку и метнул гранату в открытый люк.

Танк вместе с экипажем был уничтожен. Уничтожив танк, он спас жизнь мл. политруку Алексееву...»

Считалось, что Николай Сараев при этом погиб. Считали так и мы, минометчики, поскольку собственными глазами видели распластанное тело нашего товарища прямо перед носом горящей немецкой танкетки, и вдруг, спустя десятилетия, узнаю, что Николай Сараев жив, живет в своем городе Павлограде в северном Казахстане. Узнал я об этом от самого же Сараева, приславшего мне письмо после того, как впервые услышал по телевидению мой рассказ о его подвиге. В письме он подтверждает подлинность и доскональность случившегося. Он действительно был на волосок от смерти, когда его обнаружили наши же санитары из санитарных рот, захваченных немцами. Они-то, будучи уже сами военнопленными, выходили Сараева, который вместе с другими пленниками оказался в глубоком немецком тылу.

По возвращении начались мытарства: как да что, свидетелей рядом нет, докажи-ка местным бдительным товарищам, что ты не предатель, а если будешь уверять, что ты самый что ни на есть герой, еще больше внушишь подозрений. Молчал, но долго ли можно молчать под тяжестью косых взглядов! Обрадовался, конечно, когда правда вырвалась наружу. Но и то не сразу ей поверили. Мое письмо к местным руководителям мало помогло. Пришлось запросить архив. Но человек уже был сломлен. Хорошей работы ему не давали – был банщиком в городской бане. И, как водится, все чаще стал прикладываться к чарке, в угрюмом похмелье изливать душу «зеленому змию». Об этом я узнал из письма его дочери, она писала мне украдкой от отца. Временами он будто подавал надежды на возвращение к нормальной человеческой жизни. Но душевных сил на это уже не хватило.

О смерти Николая Сараева мне сообщила опять его же дочь. Под рукою у меня нет этого письма. Но смерть оборвала жизнь всего лишь несколько лет назад.

Не хотелось мне заканчивать книгу на горькой ноте. Но что поделаешь: и во всем-то моем рассказе очень мало веселого.

Так уж вышло.

В моем фронтовом блокноте можно найти такую запись:

«Нас постигло большое горе. Несколько дней назад на Южном Буге погиб замечательный человек и талантливый командир полка, кавалер пяти орденов гвардии подполковник Игнат Федорович Попов. Похоронили в Семеновке. А уже за Бугом в кармане убитого солдата нашли стихотворение. Удивительно все это!

30 марта 1944 г.»

Случилось это так.

Форсировать реку с ходу дивизии не удалось. Лишь одна рота из батальона капитана Бойко добралась, и то не в полном составе, до западного берега. А командир дивизии (теперь уже гвардии полковник) Лосев то ли уже успел отрапортовать командарму, что его дивизия первой форсировала Южный Буг, то ли собирался отрапортовать, будучи уверенным в успехе, но дело, как видим, засторопилось: немцы успели хорошо закрепиться на крутом правом берегу, хорошо пристреляли все подходы на равнинном и открытом левом берегу, не давали нашим бойцам поднять головы.

Лосев, самолюбивейший из всех мыслимых и немыслимых самолюбцев, к тому же терзаемый со времен Сталинграда и Курской дуги завистью ко все возрастающей славе Попова, пришел в бешенство и сейчас же в неудаче обвинил его одного. И как только начало рассветать, приказал Игнату Федоровичу самому переправиться первым, с тем, чтобы уже к полудню весь его 222-й (ранее 106-й) полк был на том берегу.